Читаем Трактир на Пятницкой. Агония. Вариант «Омега» полностью

Пашка взял кувшин и стал тоненькой струйкой лить воду на рыжую голову. Круглые крепкие плечи Николая были усыпаны веснушками, и Пашка плеснул на них водой. Может, смоются?

— Ой, черт полосатый! — взвизгнул Николай и отскочил. — Ошалел? Она же горячая! — Он стоял, зажмурив глаза, и, пытаясь найти таз, беспомощно шарил перед собой руками.

— Открой глаза-то, чуня, — сказал, улыбаясь, Пашка и ткнул пальцем его в бок.

— Боюсь! — взвизгнул Николай и отошел от таза еще дальше. — Щекотки боюсь и мыла боюсь.

Пашка смотрел на смешную фигуру в белой шапке пены и с вытянутыми руками, как у слепца, и не мог понять, почему этот парень ему нравится.

— Где же ты? Слушай, Пашка, — Николай подбоченился и поднял слепую и рогатую голову, — если ты сейчас же не подведешь меня к тазу и спокойненько не будешь поливать, я тебя отлуплю. Больно отлуплю.

Пашка чуть не выронил кувшин, и от этого ему стало еще смешнее, он несколько раз сдержанно хрюкнул, а потом залился неудержимым раскатистым смехом.

— Пашенька, милый, сейчас Климов придет, — размазывая мыло по лицу, заскулил Николай.

— Кажется, он уже пришел, — раздался веселый голос, и Пашка увидел начальника уголовки, который стоял в дверях и смеялся. — Полей ему, Павел. Значит, тебе на роду написано спасать этого вояку.

— Привет, Василий Васильевич! — крикнул Николай и помахал рукой.

Пашка подвел Николая к тазу, и окончание процедуры прошло благополучно.

— Любимый Мишкин номер, — говорил Николай, вытирая голову. — Он-то отлично знает, что я боюсь мыла и щекотки. Но и на солнце есть пятна, верно, Василий Васильевич?

Климов сидел верхом на стуле и набивал трубку.

— Верно. Даже у Павла есть недостатки, а уж на что золотой парень, — сказал он.

Началось, понял Пашка, хотел вернуться на подоконник, но почему-то взял стул, сел напротив Климова и спросил:

— Зачем звали, гражданин начальник?

Климов ничего не ответил и выпустил большое облако дыма. Николай еще бегал по комнате, убирал таз и кувшин, надел гимнастерку, подпоясался широким ремнем и, картинно отставив ногу и тряхнув мокрыми темно-каштановыми кудрями, спросил:

— Хорош?

— Обыкновенный мент, — сказал сквозь зубы Пашка. Его раздражала показушная веселость Николая, который упорно приглашал его, Пашку, принять участие в неизвестной игре. А какая здесь игра, когда завели на свою малину, сам начальник явился, наверняка сейчас допрашивать будут.

— Ну и ладно. Пусть обыкновенный. — Николай взял стул и сел рядом с Пашкой. Получилось, что они как бы вдвоем плечом к плечу против Климова.

— Во-первых, большое тебе спасибо, Павел Иванович Антонов, — сказал Климов и встал. — Помолчи, Николай. — (Пашка почувствовал, как его толкнули в бок, и тоже встал.) — Спасибо за Николая, — Климов кивнул на Панина, — спас парня. Рад, что ты человеком оказался.

Пашка невольно ответил на крепкое рукопожатие, почему-то вспомнил тонкие наманикюренные руки Сержа, засмущался и молча кивнул.

— Во-первых, значит, спасибо… — повторил Климов.

— А во-вторых, назвался груздем — полезай в кузов, — быстро сказал Николай.

Климов стиснул кулаки, но сдержался и сунул в рот трубку.

— Согласен нам помочь? — спросил он после долгого молчания. — Дело опасное. Неудобно, конечно, одной рукой гладить, а другой запрягать, но выхода у нас нет. Если не согласен, говори прямо.

— Да я же вор, начальник, — сказал Пашка и, словно ища поддержки, посмотрел на притихшего Николая, который зашевелил было губами, но потом зажал рот рукой.

— Ты дурак и мальчишка. Ты что думаешь, всю жизнь добреньким воришкой быть? Не выйдет, Павел! — Климов раскочегарил свою трубку и закашлялся. — С одной стороны, тюрьма и Серый, с другой — мы, а ты как цветок мотаешься. Карманка, потом грабежи, разбой и убийство. Ты можешь убить человека, Павел? Не можешь? Научишься! Серый тоже не с мокрых дел начинал. Вспомни его и знай: быть тебе через десяток лет таким.

— Не дадим, не то время, — вмешался Николай. — Павел будет честным человеком, наверняка будет! Только в честную жизнь можно по-разному войти. Можно на аркане, упираясь. А можно самому шагнуть, смело. Да что мы его агитируем, Василий Васильевич! — Николай вскочил. — Павел лучше нас все знает. Я тебе проще скажу, хотя и говорить-то этого не имею права. С Серым мой друг лучший ушел, и что с ним сейчас — неизвестно.

Пашка чувствовал, что по вискам бежит пот, но не мог поднять руку. Он вспомнил Цыгана, склонившегося над ним Сержа и вновь услышал его торжествующий голос: «Как дела, Михаил?» Рассказать или нет? Они увели его. Может, сейчас и нет в живых этого отчаянного Михаила? Пашка слизнул соленую капельку пота и, кашлянув, пробормотал:

— Говорите.

Но Климов и Николай молчали. Пашка поднял голову и нетерпеливо сказал:

— Ну?

— Это опасное дело, Павел, ты должен понять.

— Не глупее других.

— Серый ушел, и где он сейчас, нам неизвестно. Телефон молчит, а ночью они пойдут в налет и завтра уползут из Москвы. Надо узнать, где сейчас Серый.

Перейти на страницу:

Все книги серии Русская литература. Большие книги

Москва – Петушки. С комментариями Эдуарда Власова
Москва – Петушки. С комментариями Эдуарда Власова

Венедикт Ерофеев – явление в русской литературе яркое и неоднозначное. Его знаменитая поэма «Москва—Петушки», написанная еще в 1970 году, – своего рода философская притча, произведение вне времени, ведь Ерофеев создал в книге свой мир, свою вселенную, в центре которой – «человек, как место встречи всех планов бытия». Впервые появившаяся на страницах журнала «Трезвость и культура» в 1988 году, поэма «Москва – Петушки» стала подлинным откровением для читателей и позднее была переведена на множество языков мира.В настоящем издании этот шедевр Ерофеева публикуется в сопровождении подробных комментариев Эдуарда Власова, которые, как и саму поэму, можно по праву назвать «энциклопедией советской жизни». Опубликованные впервые в 1998 году, комментарии Э. Ю. Власова с тех пор уже неоднократно переиздавались. В них читатели найдут не только пояснения многих реалий советского прошлого, но и расшифровки намеков, аллюзий и реминисценций, которыми наполнена поэма «Москва—Петушки».

Венедикт Васильевич Ерофеев , Венедикт Ерофеев , Эдуард Власов

Проза / Классическая проза ХX века / Контркультура / Русская классическая проза / Современная проза
Москва слезам не верит: сборник
Москва слезам не верит: сборник

По сценариям Валентина Константиновича Черных (1935–2012) снято множество фильмов, вошедших в золотой фонд российского кино: «Москва слезам не верит» (премия «Оскар»-1981), «Выйти замуж за капитана», «Женщин обижать не рекомендуется», «Культпоход в театр», «Свои». Лучшие режиссеры страны (Владимир Меньшов, Виталий Мельников, Валерий Рубинчик, Дмитрий Месхиев) сотрудничали с этим замечательным автором. Творчество В.К.Черных многогранно и разнообразно, он всегда внимателен к приметам времени, идет ли речь о войне или брежневском застое, о перестройке или реалиях девяностых. Однако особенно популярными стали фильмы, посвященные женщинам: тому, как они ищут свою любовь, борются с судьбой, стремятся завоевать достойное место в жизни. А из романа «Москва слезам не верит», созданного В.К.Черных на основе собственного сценария, читатель узнает о героинях знаменитой киноленты немало нового и неожиданного!_____________________________Содержание:Москва слезам не верит.Женщин обижать не рекумендуетсяМеценатСобственное мнениеВыйти замуж за капитанаХрабрый портнойНезаконченные воспоминания о детстве шофера междугороднего автобуса_____________________________

Валентин Константинович Черных

Советская классическая проза
Господа офицеры
Господа офицеры

Роман-эпопея «Господа офицеры» («Были и небыли») занимает особое место в творчестве Бориса Васильева, который и сам был из потомственной офицерской семьи и не раз подчеркивал, что его предки всегда воевали. Действие романа разворачивается в 1870-е годы в России и на Балканах. В центре повествования – жизнь большой дворянской семьи Олексиных. Судьба главных героев тесно переплетается с грандиозными событиями прошлого. Сохраняя честь, совесть и достоинство, Олексины проходят сквозь суровые испытания, их ждет гибель друзей и близких, утрата иллюзий и поиск правды… Творчество Бориса Васильева признано классикой русской литературы, его книги переведены на многие языки, по произведениям Васильева сняты известные и любимые многими поколениями фильмы: «Офицеры», «А зори здесь тихие», «Не стреляйте в белых лебедей», «Завтра была война» и др.

Андрей Ильин , Борис Львович Васильев , Константин Юрин , Сергей Иванович Зверев

Исторический детектив / Современная русская и зарубежная проза / Прочее / Cтихи, поэзия / Стихи и поэзия
Место
Место

В настоящем издании представлен роман Фридриха Горенштейна «Место» – произведение, величайшее по масштабу и силе таланта, но долгое время незаслуженно остававшееся без читательского внимания, как, впрочем, и другие повести и романы Горенштейна. Писатель и киносценарист («Солярис», «Раба любви»), чье творчество без преувеличения можно назвать одним из вершинных явлений в прозе ХХ века, Горенштейн эмигрировал в 1980 году из СССР, будучи автором одной-единственной публикации – рассказа «Дом с башенкой». При этом его друзья, такие как Андрей Тарковский, Андрей Кончаловский, Юрий Трифонов, Василий Аксенов, Фазиль Искандер, Лазарь Лазарев, Борис Хазанов и Бенедикт Сарнов, были убеждены в гениальности писателя, о чем упоминал, в частности, Андрей Тарковский в своем дневнике.Современного искушенного читателя не удивишь волнующими поворотами сюжета и драматичностью описываемых событий (хотя и это в романе есть), но предлагаемый Горенштейном сплав быта, идеологии и психологии, советская история в ее социальном и метафизическом аспектах, сокровенные переживания героя в сочетании с ужасами народной стихии и мудрыми размышлениями о природе человека позволяют отнести «Место» к лучшим романам русской литературы. Герой Горенштейна, молодой человек пятидесятых годов Гоша Цвибышев, во многом близок героям Достоевского – «подпольному человеку», Аркадию Долгорукому из «Подростка», Раскольникову… Мечтающий о достойной жизни, но не имеющий даже койко-места в общежитии, Цвибышев пытается самоутверждаться и бунтовать – и, кажется, после ХХ съезда и реабилитации погибшего отца такая возможность для него открывается…

Александр Геннадьевич Науменко , Леонид Александрович Машинский , Майя Петровна Никулина , Фридрих Горенштейн , Фридрих Наумович Горенштейн

Проза / Классическая проза ХX века / Самиздат, сетевая литература / Современная проза / Саморазвитие / личностный рост

Похожие книги

Безмолвный пациент
Безмолвный пациент

Жизнь Алисии Беренсон кажется идеальной. Известная художница вышла замуж за востребованного модного фотографа. Она живет в одном из самых привлекательных и дорогих районов Лондона, в роскошном доме с большими окнами, выходящими в парк. Однажды поздним вечером, когда ее муж Габриэль возвращается домой с очередной съемки, Алисия пять раз стреляет ему в лицо. И с тех пор не произносит ни слова.Отказ Алисии говорить или давать какие-либо объяснения будоражит общественное воображение. Тайна делает художницу знаменитой. И в то время как сама она находится на принудительном лечении, цена ее последней работы – автопортрета с единственной надписью по-гречески «АЛКЕСТА» – стремительно растет.Тео Фабер – криминальный психотерапевт. Он долго ждал возможности поработать с Алисией, заставить ее говорить. Но что скрывается за его одержимостью безумной мужеубийцей и к чему приведут все эти психологические эксперименты? Возможно, к истине, которая угрожает поглотить и его самого…

Алекс Михаэлидес

Детективы