Трактир «Разбитые надежды»

— А это что? — он уставился на ребристую противопехотную гранату, стоявшую на полке. — Да это же… — не веря своим глазам, прошептал Марат. — Это же…

Конечно, гранаты он видел и прежде, даже в руках держал. Его внимание привлекло совсем иное — необычное кольцо из желтого металла, висевшее на запале. Такого он раньше не встречал, разве что в книге…

* * *

Брат Травник, возглавлявший посланную за Лешагой разведку, стоял перед Сохатым навытяжку, докладывая о результатах наблюдения.

— …После того как объект уничтожил охрану каравана, он попытался захватить гужевое транспортное средство, на котором находился неизвестный в бессознательном состоянии.

Отец Настоятель внимательно глядел на одного из лучших братьев Каноников, прирожденного следопыта и знатока лекарственных трав. Тот старался говорить как можно более четко, но Сохатому этого не требовалось. Он и без того прекрасно видел картину, воскресшую в памяти собеседника. Она сама собой возникала перед ним, как живая. Конечно, рассказывать об этом не стоило никому, да и зачем? Всякий в монастыре знал, что обмануть преемника Майора невозможно, он видит любого насквозь.

— …В боестолкновении, — продолжал разведчик, — контратаковавшие его прорвы также были уничтожены. Однако повозка, лишенная управления, все же умчалась за барьер. Нами был захвачен возница…

— А собаки?! Откуда взялись собаки? — перебил наместник провидения.

Брат Травник от удивления выпучил глаза. Он готов был поклясться, что первым сообщает новости Настоятелю, но тот уже знал все детали. Неведомым образом узнал и о Стае псов, диких, свирепых, готовых растерзать любого на своем пути. Всякий разведчик знал твердо, как дисциплинарный устав, что хуже, чем встреча в лесу со Стаей, трудно что-нибудь придумать. Любой, даже неизмеримо более сильный хищник пасовал перед их жесткой организацией и единым натиском.

Сохатый будто не замечал невольной заминки собеседника. Он видел, как псы, скуля, поджав хвосты, окружают бесчувственное тело Лешаги, и самый крупный из них, визжа от ужаса, вонзает клыки в ворот его рубахи и, что есть силы, тянет человека прочь от невидимого барьера.

— Я не слышу ответа. Когда и откуда взялись псы?!

— Не могу знать, ваше преподобие. Мы опасались приближаться к объекту наблюдения, чтобы не спугнуть.

— Скажи лучше, боялись, что он перебьет вас, а уж затем возьмется за волкоглавых.

Каноник потупил глаза. Он понимал, что этот воин ему не по зубам, но счел бы свое поведение скорее мудрой предосторожностью, чем страхом. Да, он и его люди держались поодаль и ни во что не вмешивались, но результат достигнут. Они вернулись с информацией и пленниками, а это главное.

— Разрешите продолжить? — осторожно прерывая затянувшуюся паузу, вновь заговорил он.

— Давай.

— На месте боестолкновения нами была захвачена группа неизвестных, в подавляющем большинстве — женского пола, конвоировавшаяся за Рубеж. Пленники доставлены в отстойник и сейчас дожидаются вашего решения.

— Хорошо, разберемся, — кивнул отец Настоятель. — А что с вашим подопечным?

Едва успел прозвучать вопрос, и он увидел воочию, как приходит в себя Лешага, открывает глаза и подымается на локтях. Как псы с радостным визгом наперебой бросаются вылизывать ему лицо.

Брат Травник наблюдал эту картину издалека и потому не слышал ни слова. Но было видно, что ученик Бирюка что-то говорит псам. Сохатый пожалел, что не умеет читать по губам.

— Подопечный жив, он уже пришел в себя и вскоре будет здесь.

* * *

Стая понуро, опасаясь лишний раз тявкнуть или попасться на глаза хозяину, плелась за Лешагой. Тот шел, спотыкаясь, чувствуя себя униженным и разбитым. Даже тогда, дома, когда Старый Бирюк заставлял их ползать в непролазной грязи, и, стоило лишь чуть поднять голову, в нее тут же попадал брошенный меткой рукой глиняный орех, он чувствовал себя куда лучше. Во всяком случае закипавшая в нем тогда злость имела понятное направление. Теперь же…

Он вспомнил Бурого. Тот будто спал, раскинувшись на телеге, не слыша никого и ничего. Еще бы несколько мгновений — и он был бы свободен. Не получилось. Все остальное — неуклюжие попытки оправдаться перед собой. Леха силился отогнать мысль, как могло бы обернуться, будь у него в запасе хотя бы лишняя минута.

Память с предательской услужливостью выкинула крапленные насквозь карты. Вот его задержки, чтобы подождать выбившегося из сил Марата. Вот бег с Лилией на плечах — сколько времени потеряно! Если бы не это… Опять «если бы»! А кто сказал, что по-другому было бы лучше? Он сделал, что мог и как мог. Да, эта попытка оказалась неудачной.