Трактир «Разбитые надежды»

Но Трактир выстоял. Построенный на скале, на высоком берегу, он, как гласило предание, сорок дней находился в водной осаде. И лишь когда прилетевший невесть откуда голубь уселся на окно и завел свою будничную песнь, словно объясняя, что ужас позади и вода скоро отступит, люди воспряли духом.

Когда потоки схлынули, оставляя за собой тонны благодатного ила, по уцелевшему мосту в обе стороны двинулись обезумевшие толпы спасшихся. Никто из них толком не знал, куда идет и чего ищет. Смерть дышала им в спину, и они бежали от нее, не зная, что она же поджидает их впереди. Именно тогда у переправы начали появляться хижины переселенцев. Они были ничьи. Люди приходили, останавливались, переводили дух и шли дальше.

Сидя в Трактире, где, как подобие Ноллана на Земле, царил хозяин, или, как его почтительно именовали, Бармен, люди с жаром обменивались новостями: кто где осел, в каких местах еще можно обосноваться. И, главное, куда идти опасно. За порядком и в самом Трактире, и в поселении следили вышибалы. Хозяин, а затем его сыновья и их преемники тщательно подбирали свою гвардию. Остаться здесь означало более никогда не нуждаться в еде, одежде, да и вообще ни в чем. Именно в стенах Трактира впервые после Того Дня прозвучало забытое слово «закон». И первый закон гласил: здесь не убивают.

Лешага остановился. Верхнее зрение открыло ему знакомую картину. Царивший над огромным селением Трактир на скале и великое множество жилищ, разбросанных по обе стороны моста в совершеннейшем беспорядке. Необходимость как-то перемещаться от дома к дому заставила обитателей проложить что-то вроде улиц, но лишь тот, кто прожил здесь не один год, умудрялся в них не заблудиться. Эти натоптанные пешеходные тропы шарахались из стороны в сторону, то упираясь в чью-то дверь, то поворачивая едва ли не в обратном направлении, обтекая ничейную покосившуюся халабуду. Лешага видел народ, толпившийся на улицах, что-то менявший, что-то кому-то оживленно доказывающий, бредущий по направлению к Трактиру. Солнце еще не достигло срединного предела, и потому на нижних площадках, окружавших скалу, виднелись свободные места.

– Похоже, еще ничего не знают, – пробормотал Леха. – Надо поспешить.

Он молча поднял руку, повернул ее по направлению к Трактиру и резко согнул пальцы. Как ни удивительно, пришедший из-за реки лейтенант прекрасно знал этот и многие другие безмолвные сигналы. Да и вообще, насколько воин мог судить, Нуралиев оказался ценным приобретением для разросшегося отряда. Теперь, когда его войско насчитывало более полусотни бойцов, а обоз с мирными жителями превышал его в два с половиной раза, без умелых помощников было не обойтись.

– Вперед, – тихо командовал лейтенант, – дистанцию не теряем, оружие в боевой готовности. Фланговое охранение – не зевать.

Прошедший мимо офицера Марат демонстративно фыркнул, точно услышанный приказ относился к нему. Юнец не намеревался его выполнять.

– Подтянись, – не замечая картинного жеста, командовал лейтенант. – Шире шаг, ногу держим. Обозу не толпиться. В ногу идем, в ногу.

– Вот мы и у цели. – Лешага потрепал Черного по загривку. – Скоро отдохнем.

Он подумал, что отдыха-то скорее всего и не получится, но как сказал когда-то один караванщик: «Надежда умирает последней».

Вожак поглядел на Леху испуганным взглядом, попятился, аккуратно потянул носом воздух и сел у его ног, всем своим видом показывая, что не тронется с места. Стая тут же повторила его маневр.

– Что такое?

Вожак тявкнул жалобно и обиженно, как будто любимый хозяин стал ему на хвост и совершенно не собирался отпускать.

– Там накормят, хорошо накормят, я позабочусь.

Пес фыркнул, точно чихнул, и улегся, тоскливо положив голову на лапы.

– Никто вас не тронет, обещаю.

Черный поднял голову и лизнул присевшего рядом Лешагу в лицо, но вставать отказался. Не ожидавшая такого поворота событий колонна остановилась, с удивлением глядя на переговоры своего железного вождя с четвероногим.

Вожак не мог объяснить Лешаге, как всю Стаю ужасает жуткая какофония мерзких запахов, бьющая в собачьи носы с такой силой, что мозг разрывается на части. Черному хотелось выть, как воется порой на Луну в ясные ночи, когда она, огромная, круглая, такая вкусная на вид, повисает в усеянном светлыми комарами небе, и сердце тягостно сжимается от предчувствия, что завтра она станет меньше, затем исчезнет совсем, и кто знает, появится ли когда-нибудь еще. Хозяин сидел над ним, ласково гладя, почесывая за ухом и уговаривая не бросать его. Ну как он, Черный, мог бросить хозяина. Уж скорее пес готов был кинуться в Серую Воду с ближней скалы. Он встал, потерся об Лешагу мордой, точно прося прощения за минутную слабость, оглянулся на Стаю, что-то рыкнул и шагнул вперед. Собаки, маячившие в подлеске, будто растворились на глазах у изумленной публики.

– Вперед! – скомандовал Лешага. – Мы у цели.

Глава 21