Читаем Трактир жизни полностью

Трактир жизни

Среди нахлынувших воспоминаний1Перед закатомГаснет небо голубое,На губах застыло слово,Каждым нервом жду отбояТихой музыки былого.Но помедли, день, врачуяЭто сердце от разлада!Все глазами взять хочу яИз темнеющего сада…Щетку желтую газона,На гряде цветок забытый,Разоренного балконаОстов, зеленью увитый.Топора обиды злые,Всё, чего уже не стало…Чтобы сердце, сны былыеУзнавая, трепетало…2Под новой крышейСквозь листву просвет оконныйСинью жгучею залит,И тихонько ветер сонныйВолоса мне шевелит…Не доделан новый кокон,Точно трудные стихи:Ни дверей, ни даже оконНет у пасынка стихий,Но зато по клетям сруба,В темной зелени садовСапожищи жизни грубоНе оставили следов,И жилец докучным шумомМшистых стен не осквернил:Хорошо здесь тихим думамЛиться в капельки чернил.. . . . . . . . . . . . .Схоронили пепелищеЛунной ночью в забытье…Здравствуй, правнуков жилище, –И мое, и не мое!Конец осенней сказкиИз воспоминаний современников

В 1906 году…пятиклассником, я был уволен из казенной гимназии за «политическую неблагонадежность» с волчьим паспортом, то есть без права поступления в другое казенное среднее учебное заведение. Пройдя последние классы в «вольной» частной гимназии Столбцова, я вынужден был держать выпускные экзамены, в 1908 году, при учебном округе, иначе говоря, в присутствии попечителя учебного округа. Этот пост в Петербурге занимал тогда поэт Иннокентий Анненский. Он терпеливо присутствовал при всех испытаниях по всем предметам (нас было больше сорока учеников). За мои ответы по теоретической арифметике, которую я как-то не заметил в течение учебного года, экзаменаторы присудили мне единицу, что делало невозможным получение аттестата зрелости и переход в высшее учебное заведение, то есть для меня – в Петербургский университет, куда я так стремился, что еще до экзаменов уже приобрел серую студенческую тужурку и, конечно, фуражку.

Но через день подоспел экзамен по латинскому языку. Я увлекался латынью и даже перевел для себя в стихах несколько отрывков из Горация, Овидия, Вергилия. В этом возрасте все пишут стихи. И вот случилось невероятное: на мою долю выпал на экзамене разбор овидиевского «Орфея», принадлежавшего именно к числу этих отрывков. Я читал латинский текст почти наизусть…

Когда я прочитал последние строки:

«Если ж судьба не вернет ее к жизни, останусь я с нею!Нет мне отсюда возврата. Так радуйтесь смерти Орфея!» –

экзаменатор недоуменно посмотрел на попечителя учебного округа. Анненский, улыбнувшись впервые за дни экзаменов, произнес, посмотрев на меня:

– Перевод, молодой человек, страдает неточностью: у Овидия, как вы знаете, рифм нет…

Затем, обернувшись к сидевшему рядом с ним директору гимназии, он спросил вполголоса, не тот ли я ученик, который получил единицу по теоретической арифметике? Директор утвердительно кивнул головой.

На другой день директор вызвал меня в свой кабинет.

– Начальник учебного округа, – сказал он, – переделал вчера вашу арифметическую единицу на тройку с минусом, заявив, что математика вам, по-видимому, в жизни не пригодится. Аттестат зрелости вам обеспечен.

Двери университета, о котором я так мечтал, раскрылись передо мной. Но я не догадался даже послать Анненскому благодарственное письмо. На следующий год Анненский умер.

Юрий Анненков

Там<a l:href="#n_5" type="note">[5]</a>Ровно в полночь гонг унылыйСвел их тени в черной зале,Где белел Эрот бескрылыйМеж искусственных азалий.Там, качаяся, лампадыПламя трепетное лили,Душным ладаном усладыТам кадили чаши лилий.Тварь единая живаяТам тянула к брашну жало,Там отрава огневаяВ кубки медные бежала.На оскала смех застылыйТени ночи наползали,Бесконечный и унылыйДлился ужин в черной зале.?

Перейти на страницу: