Трактирщик

… Повествование о моём происхождении, путешествии "от Штальбурга до Жатеца" и "штальбургских порядках" заняло довольно много времени. В мире, где нет ни Интернета, ни телевидения, ни даже газет, книги переписываются от руки тиражом "в год кучка, в кучке — штучка", информационный вакуум даёт себя знать весьма и весьма заметно. Новости здесь привозят либо гонцы, либо купцы, либо воины и странствующие монахи вкупе со странствующими же подмастерьями. Разумеется, смешно говорить о какой-либо оперативности или о беспристрастности в распространении информации. Так что мой рассказ о природе и народах, населяющих просторы от Чехии до Забайкалья стал весьма познавательным повествованием для "офисных работников" жатецкой ратуши. Первоначальное их равнодушие рассеялось, как утренний туман, а оказавшийся городским канцлером пан Прокоп Чепак из Вижиц лично соизволил ознакомиться с моим цеховым свидетельством и выписал пергаментный ярлык со свинцовой подвесной печатью, что мастер Белов — то бишь я — является не каким-то шаромыжником, а вполне почтенным ремесленником и имеет право на проживание в черте города Жатец в течение одного года и одного дня. Правда, за оформление этого "тугамента" пришлось пожертвовать тремя серебряными монетами, перешедшими в фонд помощи нуждающимся писарям и китайской одноразовой зажигалкой, ставшей собственностью пана Прокопа.

В итоге, когда мы со Зденеком, после всех перипетий, подходили к калитке монастыря Святого Бенедикта, заходящее солнце уже касалось нижним краем флюгеров и шпилей городских домов.

По дороге мне, наконец, удалось разговориться с моим юным помощником и уже через десяток минут коротенькая биография Зденко Костека оказалась изложенной не хуже, чем в каком-нибудь отделе кадров.

Понятное дело, что не от нечего делать хлопец крутился возле базара, предлагая свою не безвозмездную помощь то в качестве носильщика покупок, то в качестве рассыльного. Отец его, плотник-подмастерье Ян Костек, три года тому назад был угнан монголами вместе с другими работниками, которым выпал жребий стать "десятыми" при очередном сборе дани баскаками. Серебра для откупа у бедняка не хватило, мастер же его отказался одолжить столь большую сумму. Впрочем, мастера никто не осуждал: дела у цеха Святого Йозефа, который, как известно, покровительствует всем работникам пилы и стамески, в тот год шли не блестяще. Разрешение от Дондоксамбу-нойона возводить стену вокруг города было получено князем лишь год спустя, а до того плотники и столяры перебивались продажей мелкого щепного товара, от случая к случаю подряжаясь на мелкий ремонт. По дошедшим позднее сведениям, Яну ещё относительно "повезло": отправленный в хашар, он, благодаря своему мастерству, не был поставлен в пехотный десяток-арбан, а изготавливал и обслуживал осадные пороки, иначе называемые "манджаник". К сожалению, такую добрую весть из Бургундии семье удалось получить лишь однажды, принёс её отпущенный из войска из-за увечья сосед-медник, который, впрочем, с тех пор был вынужден сменить профессию и стать глиномесом-подсобником на стройках. Оно и понятно: ежели перерублены мышцы и сухожилия правой руки, а бок перекошен ударом глевии, то о кропотливой работе с металлом приходится забыть…

Пани Костекова, оставшаяся одна с двумя детьми, перебивалась тем, что вместе с пятнадцатилетней дочерью сучила и мотала нити для мастеров цеха Святых Гутмана и Вонифатия, объединяющего ткачей и портных, а также куховарила для оброчных крестьян князя Пржемысла III и окрестных панов, пригоняемых на работы по возведению стены вокруг города и урывками строящегося уже несколько лет жатецкого собора. Благо, дом, где находились доставшиеся некогда Яну Костеку по наследству комнаты, стоял всего лишь в трёх десятках шагов от пристаней на реке Огрже и выбраться за недостроенную поверх вала стену, а главное — вернуться обратно, не платя въездной пошлины, здесь было несложно.