Трали-вали

Первой по традиции шла естественно хоровая студия. Большой сводный хор. Одна треть зрительного зала сразу, «зрителей-участников», опустела. Хоровики, ручейками выскользнув из зала, через минуту стройными колоннами вышли на сцену и, под аплодисменты родителей и знакомых, выстроились в три ряда, заполнили сцену…

Хоровиков сменили пианисты, потом вокалисты, потом…

Концерт вошёл в приемлемое русло.

«Ну вот, наконец…

– Композитор Равель, – громко и торжественно объявил ведущий. – Болеро. Солисты – воспитанники военного духового оркестра, ученики второго класса детской музыкальной школы Геннадий Ершов, флейта, восемь лет, и Никита Бодров, тромбон, одиннадцать лет. Руководитель студии, концертмейстер Константин Александрович Хайченко…

Ведущие концерта, старшеклассники ДМШа, девочка и мальчик, попеременно, поставленными голосами выразительно читали по бумажкам, лежащим в толстых папках прежних приветственных адресов.

– Аккомпанируют: фортепиано – Александр Смирнов, туба – Евгений Трушкин, ударные – Валентин Завьялов.

Ведущие, закончив представлять, одновременно чинно поклонились зрителям, и боком отошли, уступая место солистам.

Сидящие в зале, в одном ряду: Алла Мальцева, Александр Кобзев с женой Еленой, заметно подросшим Егоркой, и старшей сестрёнкой Сашенькой, вихрастый, лобастый Борька Чепиков, сын прапорщика Чепикова, Леонид Фокин, Генкин наставник, старшина оркестра Константин Александрович Хайченко, рядом с ним лейтенант Фомичёв, в военной форме, и бывший стажёр, теперь уже просто следователь следственного комитета прокуратуры Алексей Леонидович со своей девушкой Таней… сильно занервничали. Сейчас…

Вот сейчас…

К ним, запинаясь о ноги сидящих, извинительно кивая по сторонам, согнувшись, торопливо пробирался опоздавший Геннадий Мальцев. У дверей дежурил, встречал кого-то, чуть не прозевал начало выступления. Только он плюхнулся на оставленное для него место рядом с Аллой, как через секунду аккомпанирующее трио вступило… Солисты – двое мальчишек – красивые, лопоухие, в подогнанной парадной военной форме, в аксельбантах, в парадных фуражках, начищенные, наглаженные, выйдя на авансцену остановились. Коротко глянув друг на друга, одновременно взяли инструменты наизготовку. Геннадий Ершов флейту, чуть склонив голову, к губам поднёс, Никита Бодров, нервно двинув кулисой приложился к мундштуку. Уши у обоих горели ярко, лица были чрезвычайно серьёзны и сосредоточены…

Там, тра-та-та-там, тра-та-та-там, тра-та-та-там, тра-та-та…

Чётко и красиво, на стаккато, аккомпанирующее трио исполнило вступление. Выждав начало партии, вступили и солисты.

Музыканты военного духового оркестра, сидящие сейчас в зале, наши болельщики, хорошо знали это произведение. И сами много раз исполняли, и воспитанников своих слышали, но сейчас… Слушали неотрывно, как экспромтом звучащий эскиз, как неожиданно яркую и талантливо звучащую импровизацию, представленную молодым дуэтом. Лейтенант Фомичёв, дирижёр, даже профессионально вперёд подался, и рукой и мимикой лица непроизвольно дирижировал, словно помогал. С тем же напряжённым вниманием, замерев, слушали и остальные музыканты… И Алла, и Елена с детьми, и Борька, и следователь со своей девушкой… Весь зал… Взрослые – надеясь и боясь, «дойдёт ли любимое чадо на слабых ещё ногах до своей мамы, или упадёт… Дойдёт, должно дойти». Остальные – не собьются ли музыканты-исполнители, не растеряются ли, не подведут… Обидно тогда будет. Все слушали…

Звуки флейты Генки Ершова с тромбоном Никиты Бодрова, причудливо переплетаясь, создавали нежный и красивый рассказ не о производственных чётко налаженных футуристических достижениях конструкторов или строителей, как возможно подразумевал когда-то композитор Равель, это само собой, это за горизонтом, а о нежной и трепетной нарождающейся новой жизни – здесь и сейчас – говорили. Молодой жизни, слабой пока ещё, любопытной, многообещающей, талантливой, словно родник пробивающейся из-под земли, под чёткий ритм времени, условных и безусловных границ выработанных Человечеством и Обществом, шли своей, новой дорогой…

– Гена, – едва слышно, наклонившись, шёпотом, на ухо, вдруг позвала Алла Мальцева. – Кого ты встречал?

– Что? – с трудом отвлекаясь от сцены, переспросил Геннадий.

– Ты чуть не опоздал!

Мальцев вдруг широко улыбнулся, но тут же оборвал себя, прошептал.

– Они не пришли! Представляешь?!

– Кто? – не поняла Алла.

– Ни та, ни другая… Не беспокойся… – пожал плечами. – Я сам удивлён.

Округлив глаза, женщина испуганно приложила руки к груди.

– Ты… Ты нашёл их?

– Не сердись! Тебе нельзя волноваться! Я думал, обрадую их. Праздник же… Пусть думаю посмотрят… – шёпотом оправдывался Мальцев. – Я же командиру обещал… Генкина мать замуж оказывается вышла, представляешь, сказала – подумает. А Никитина, сразу отказалась, сказала, хватит с неё сюрпризов, отстаньте, отвяжитесь, ничего слушать не хочет. Но я думал, хотя бы посмотреть придут.

– Ты их отдать хотел, ты хотел?!

– Что ты! – испуганно воскликнул Мальцев. – Нет, конечно.

На них тут же зашикали: