Трамвай желанiй

Когда наконец приехали, и Ангелина с жадностью накинулась на пачку "Салема", что наш герой роскошным жестом положил на журнальный столик рядом с початой бутылкой коньяка и обещанным венгерским "Токаем", мужчины на минуту удалились в коридор.

– Серега, ты это того, баба это моя, я ее закадрил, так что не лезь!

– Игорь, ты чего, внатуре! Я только компанию составить, а потом если что, оставишь мне, я ведь и вторым не побрезгаю…

Когда друзья вернулись в комнату, Ангелина докуривала уже вторую сигарету, она прикурила ее от предыдущей, что бы "больше влезло".

– А че мы не танцуем? Жеманно спросила она, однозначно посмотрев при этом на Сережу.

Включили магнитофон.

Ангелина бросилась было к Сереже, но тот многозначительно подмигнув Игорю Петровичу, хохотнул- – Ты с Игорешей потанцуй, а я там на кухне пойду по телефону, мне надо позвонить…

Как только дверь за кретином-Сережей закрылась, Игорь Петрович не откладывая дела в долгий ящик, уселся на диван подле Ангелины и полез к ней целоваться. Та отпихивалась, уворачивалась и что-то мычала про то, что ей вообще не охота и у нее голова болит и все такое…

– Ангелина. Ты чего? – недоуменно спросил подругу Игорь Петрович.

– А ничего. Не котируешься!

– Чего? – не понял сперва Игорь Петрович.

– Не котируешься. Вот чего! – отрезала девица.

Игорь Петрович поднялся с дивана и молча вышел в коридор.

– Чего она там, не дает что ли? – простодушно спросил Сережа.

– Ломает из себя целку, – с угрюмой злобой ответил Игорь Петрович.

– Ну это мы сейчас поправим, – бодро сказал Сережа и уверенно переступил через порог.

Минут пять Игорь Петрович курил на кухне, потом подкрался к двери в мамину опочивальню и стал прислушиваться к происходящему там.

Сквозь завывания саксофона и надрывные крики популярного рок – исполнителя, можно все же было кое что разобрать. Так тренированное ухо Игоря Петровича среди прочих звуков четко различило два хлестких удара по чьей то морде, потом чьи – то всхлипы, потом звуки швыряемой на пол обуви и одежды, и наконец характерный скрип маминого дивана, который бывало поскрипывал и под ним – под Игорем Петровичем.

Прошло около двадцати минут. Игорь Петрович нервно скурил две или три сигареты, когда из комнаты в одних только красных трусах вышел наконец друг Сережа. Он довольно улыбался и похлопав хозяина по плечу, сказал – - А ничего девчонка, ты знаешь, ничего! Надо бы чайку теперь, что ли…

А из недр маминой комнаты послышался капризный голос Ангелины – - Сережа, возьми там у этого, как его, забыла…у мудака у этого – еще сигарет возьми и пэпси-колы принеси…

Когда Сережа с Ангелиной уходили, и Игорь Петрович запирал за ними дверь, на гулкой лестнице он отчетливо расслышал девичий смех и ее слова,- – Ну и жлоб же этот твой друган, ох, ну и жлоб же! …

Когда Антон дочитал до того места, где Баринов принялся описывать историю о том, как отдыхая в санатории Дюны, что под Ленинградом, сосед Игорь Петрович познакомился с "одной блёклой и совершенно некрасивой инженеркой из проектного института", Антон отложил папку в сторону и почувствовал, что заболевает.

Какой-то странный озноб начал схватывать спину и плечи. И жар появился, и ломота в висках.

Антон посмотрелся в зеркало. Пятна красные по шее пошли, блеск в глазах не здоровый появился…

Он снова взялся было за рукопись, прочел пару страниц но почувствовал, что теперь его вот-вот вывернет наружу…

Антон метнулся в туалет.

Задергался над унитазом.

– Ты чего там? – крикнула Анька из комнаты.

– Не знаю, отравился, – буркнул Антон.

– Отравился? – хмыкнула Анька, – странно, никто не отравился, а он отравился!

Прими ношпу и таблетку левомитицина!

Антон прилег на диван.

Заложил руки за голову.

Его мать связалась с таким уродом!

Его мать и этот…

И задавило его машиной.

Жалко ему? Жалко, что задавило отца машиной?

А когда его задавило?

Двенадцать лет назад?

Двенадцать лет назад его задавило? Когда он-Антон…когда он проклял!

Антон еще раз выбежал до туалета.

– И что же это такое! – изумилась Анька, – все ели и ничего, а этого выворачивает!

Антон сидел на диване и тихо плача рвал листки рукописи.

Рвал и плакал.

Плакал и рвал.

А Мать лежала где-то там – в дурдоме, и рвала свои разноцветные лоскутки…

В кого он такой?

В кого он – Антон?

В мать?

Или в отца?

– Не в мать, не в отца, а в проезжего молодца! – крикнул из за занавески Метрополитеновский.

– От и до, кундыр! – крикнул Пекарь, высунувшись из коридора.

– Потому что не надо было проклинать! – крикнула из кухни соседка Вера Федоровна.

– Что? Что вы сказали?- крикнул ей в ответ Антон. – я говорю, не надо было в ванной наливать, сегодня моя очередь стирки, а Аня налила…

***