Трамвай желанiй

Она, может, отчасти тогда еще для Семина танцевала голой на столе. Чтоб поревновал. Чтоб помнил, какая девочка у него когда-то была. Была, да сплыла. А вот у Антоши Добровольских никогда такой девушки не было.

Машина тихо стала.

– Мы приехали, это метро "Новослободская", – сказал шофер, опустив разделявшее их стекло, – здесь вас должны встретить.

И верно, к дверце лимузина уже спешил какой-то низенький, на колобка похожий чиновник в железнодорожной форме.

– Господин Добровольский? – для верности что ли спросил чиновник, открывая дверцу. – Рады приветствовать вас, уже ждем-с, уже ждем-с…

Антоха вышел наружу.

Ночная Москва дышала ранней осенней свежестью.

В былые студенческие времена грудь Антохи, не обремененная тогда еще безысходностью забот и предчувствий, но, наоборот, полная неясных надежд, радовалась бы этой сентябрьской ночи с ее еще не слякотно-промозглой сыростью, а легкой и приятной влажной свежестью, какая бывает, когда спадет последняя запоздалая жара…

Но теперь Антон как бы вообще не реагировал на природные факторы. Мозг работал на конечный результат. Надо было снять проклятье. Надо было вынуть из мозга ржавый и раскаленный гвоздь.

– Сюда, сюда, пожалуйста, – суетливо показывал путь чиновник в фуражке.

Вестибюль метро был непривычно пуст и слабо освещен.

Только они в нем с этим железнодорожным начальником да милиционер возле крайнего турникета стоит и болтает о чем-то полуночно-сексуальном с дежурной по станции.

– Эскалаторы уже не работают, но это поправимо, это мы сейчас исправим, это не беда, – услужливо приговаривал толстенький чиновник. – Эй, Маша, запусти-ка нам вторую машину! – крикнул он дежурной.

Девушка оторвалась от своего похотливого милиционера и нехотя направилась к пульту.

Щелчок реле, и привычный гул мощных электромоторов нарушил вопиюще-непривычную тишину вестибюля.

– Это на вас железнодорожная форма? – спросил Антон чиновника.

Он вдруг почувствовал огромную силу власти, к которой стал неожиданно причастным, ведь никогда до этого чиновники такого ранга – а этот, сразу видать, не маленький, небось, по их табели о рангах не меньше полковника – не лебезили перед ним. Никогда. А тут вот – суетятся, подобострастничают.

– Так что это за фуражка на вас такая? – нахально спросил Антон, отдавая себе отчет в том, что для этого чиновника он сейчас не провинциальный замухрышка в дешевых джинсиках, а друг-товарищ и приятель самого господина министра! Самого господина Сохальского! И с ним, с этим приезжим из Питера мужчиной, пусть он и не носит дорогих швейцарских часов и модного итальянского галстука, разговаривать следует стоя на полусогнутых.

– Это на нас форма не железнодорожная, а метрополитеновская, – как бы оправдываясь, с извиняющейся улыбкой сказал чиновник, – мы служба московского метрополитена, так что просим любить и жаловать, господин Добровольских, любить и жаловать просим.

Эскалатор уже спустил их на уровень перрона, и чиновнику пришлось срочно разворачиваться, чтобы не упасть.

– Вот и приехали, а вот вас уже и дожидаются, там, видите?

В центре совершенно пустой, но ярко освещенной станции стояли трое.

Двое мужчин и одна женщина.

Сердце сжалось в груди.

Неужели?

Неужели теперь вот, сейчас вот, он увидит Риту?

Ноги словно онемели. В те места, где должны были бы быть мышцы, кто-то словно ваты напихал. И коленки непроизвольно стали подкашиваться, подгибаться.

Антон звучно ступал по гулкому черному габбро, по белому мрамору, по красному отполированному граниту мозаичного пола подземного дворца, ступал, с каждым шагом приближаясь к повернутой к нему лицами группе людей, и не узнавал своих чувств. Он словно закаменел в своих чувствах – он глядел на молодую стройную женщину, стоявшую между мужчинами, и она вроде бы тоже смотрела на него, на Антона.

Но до них – до Риты, Игоря и Витьки было еще так далеко! И лиц и глаз еще нельзя было разглядеть.

Из проема между двумя пилонами толкаемый каким-то татарином, тоже в железнодорожной фуражке, вдруг выехал наперерез Антону синий пылесос для уборки станций.

Антон, едва не столкнувшись с этим пылесосом, все глядел вперед – на Риту. Она?

Она это? Неужели она?

– Пекарь, ну-ка брысь отседова покуда! – грозно прикрикнул на татарина метрополитеновский чиновник, и пылесос тут же шарахнулся в сторону, освобождая Антону его дальнейший путь.

Его путь к Ритке.

Не доходя метров, может, двадцати, Атоха уже стал различать не только застывшие улыбки на лицах старых друзей, но даже и блеск в их глазах.

– Ну, вот и Антон, слава Богу, – сказала Рита, осторожно протягивая Антону руку, не уверенная в том, станет ли он с нею целоваться или ограничится простым рукопожатием.

Антон как-то неловко захватил кончики ее пальцев, подержал какое-то мгновенье со смущенной улыбкой, а потом, совсем стушевавшись, вдруг запоздало попытался поцеловать Ритке руку, но, позабыв, что на голове у него была совершенно идиотская бейсболка, вместо губ, уткнулся в Риткино запястье ее длинным козырьком.

Ритка засмеялась: – Ну такой же увалень, время тебя не меняет, Антон.