— Хочешь покататься с нами? — спрашивает он, и я поворачиваюсь к окну.
Сегодня утром, когда я вышла из квартиры, я не заметила, как все красиво было снаружи. Но сейчас, сидя здесь, я вижу, что это чудесный зимний день. Улицы Манхэттена покрыты свежевыпавшим снегом, он по-прежнему чистый и блестит прекрасным белоснежным ковром.
— Вы, ребятки, пойдете кататься на санках?
Моя правая бровь поднимается, и доктор Монтгомери растягивает губы в большой ухмылке.
— Это входит в список обязанностей каждого классного дяди.
— О, а, ты классный дядя?
— Готов поспорить.
— Даже и спорить не буду. Катание на санках. Весело звучит.
Я могу представить, как он играет с детьми в Центральном парке, катает их на санках.
— Ну, пойдем. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста! — Эйвери кивает, желая, чтобы я согласилась на ее мольбы. Доктор Монтгомери в глубокой задумчивости, но когда ловит наши взгляды, выдыхает.
— Ты можешь присоединиться к нам, если хочешь?
На его губах улыбка. Но это совсем другая улыбка, и она отличается от всех других улыбок, которые я видела от него сегодня. Это не ухмылка, и это не другая завораживающая улыбка, когда его глаза мерцают. Это не та улыбка, которую он дарит своим племянникам. Нет, эта совсем другая улыбка говорит, что он не уверен. Что он хочет, чтобы я поехала, он просто не хочет выходить дальше за рамки, еще сильнее стирать границы. Эта улыбка заставляет поддаться его приглашению. Но потом, закусив губу, решаю, что я не могу пойти. Мне нужно проведать мою маму.
— Я не могу, ребята, — дети надувают щеки. — У меня уже есть планы. Хотела бы я сказать да, но, к сожалению, не могу. Может, в следующий раз.
Мы все встаем, в неловком молчании, дети продолжают дуться и тоже не говорят ни слова. Когда официантка возвращается со сдачей, мы готовы на выход.
— Мы еще увидимся? — спрашивает меня Логан.
— Конечно. С удовольствием.
— Было приятно повидаться с тобой, и спасибо за компанию, — говорит доктор Монтгомери. Когда дети подбегают, чтобы обнять меня, я с улыбкой обнимаю их в ответ, после поворачиваюсь, чтобы уйти.
Я направляюсь к маме, а они отправляются продолжить свой идеальный день, который я тоже хотела бы разделить с ними вместе.
Выйдя из кафе, я решаю отправиться в квартиру моей матери. Мои ноги медленно скользят по снегу, пока я направляюсь вниз по улице. Я тяну время. Это очевидно. Есть миллион вещей, которые я предпочла бы делать, нежели отправиться в пригород, чтобы заботиться о ней. Одна такая вещь, например, катание на санках. Я очень хочу быть такой, как все — нормальной, наслаждаться жизнью. Но вместо этого я стою у дороги, ожидая смены сигнала светофора.
В животе от волнения о том, какой я найду ее, когда приеду, все скручивается в тугой узел. Нет, мой разум решительно не позволяет мне пойти туда прямо сейчас, не после моего чудесного утра. Вместо тоскливых мыслей, нависших надо мной, я думаю о детях и докторе Монтгомери. Сегодня я увидела его с другой стороны, его игривую сторону. Я не уверена, что должна знать подобное о своем докторе. Меня уже влечет к нему физически, а видя его таким... Это сбивает с толку. Он не такой как в своем кабинете. Я не знаю, как мне следует сейчас действовать.
В памяти мелькают его глаза, палец, ощущение его кожи на моей, как он вытирает крем, который остался на моих губах.
После такого все становится намного сложнее.
Когда несколькими часами позже я снимаю с себя одежду, не переставая звонит мой телефон. Я не могу представить, кто бы это мог быть, но напрягаюсь, когда вижу, что это моя мама. Начнется паника. Я должна была быть с ней сегодня. Это не может быть обычный звонок.
— Эй, мам. Ты в порядке?
— Я умираю.
— Ты не умираешь, мама, — начинаю нервно ходить по комнате. Это не может происходить прямо сейчас. Я хочу кричать.
— Нет, это так. На этот раз точно.
— Почему ты так думаешь?
— Моя голова раскалывается, и у меня странная сыпь на руках. Я знаю, что это заразно. Я чувствую это.
— Ты это действительно чувствуешь или это просто твои фантазии?
— Меня возмущает, что ты так думаешь. Конечно, это не фантазии. Мне нужно, чтобы ты отвезла...
— Мама, я накануне была у тебя весь день, и все было нормально. Я не вернусь в твою квартиру, чтобы везти тебя в больницу по причине головной боли.
— Но это может быть что угодно! Может быть, это опухоль. Это может быть рак. Я могу умереть. А тебе нет дела, что я умираю, — она кричит в трубку.
Все мое тело напряжено, как будто я стеклянная, и одно неверное слово разобьет меня на миллион осколков.
— Хорошо, мама. Я буду через пятнадцать минут.
И вот, я разбиваюсь на куски.
Глава 15