Трансфер

И я понимаю, что уровень сахара у нее в крови опасно низок. Я выбегаю из комнаты на кухню, чтобы налить немного апельсинового сока. Когда возвращаюсь, с моей помощью мама его выпивает. В течение нескольких минут к ее щекам возвращается цвет.

Прием инсулина может убить мою маму, потому что уровень сахара у нее и так недостаточно высок, чтобы снижать его. Я хочу кричать, но сдерживаю себя. Вместо этого, я забираюсь на кровать и укачиваю ее.

Протянув руку, я глажу ее лицо, и она бормочет в ответ непонятные слова. Я не знаю, что происходит сегодня с моей мамой. Но вижу, что сегодня хуже, чем обычно. Как правило, большинство из болезней — просто плод ее воображения. Они находятся в ее голове и питают страх, который живет там. Но в этот раз она в действительности выглядит как психически больная. С ней все тяжелее справляться. В такие дни, как сегодня, для моей мамы нет никакого успокоения. В такие дни, как сегодня, не следует задавать вопросы или надеяться выяснить истину. В такие дни, как сегодня, я просто обязана лечить симптомы и молиться, чтобы это побыстрее прошло.

Она мирно лежит в моих руках, и, на мгновение, у меня в груди замирает сердце.

Все должно быть не так. Это она должна укачивать меня, успокаивая, а не наоборот. Это она должна проявлять материнскую заботу.

*** 

Чувствую усталость к тому времени, когда возвращаюсь в свою квартиру. В моем теле болит каждый мускул. Направляюсь в гостиную, располагаюсь на мягком белом диване, который примыкает к стене. Это была наша первая совместная покупка, когда мы стали жить вместе два года назад, и по сей день, он предоставляет собой убежище после моих визитов к маме. Откидываюсь назад и закрываю свои усталые глаза. Они горят от всех слез, пролитых за последнюю неделю. Как наждачная бумага, шлифующая древесину, они напоминают мне обо всех дефектах, которые мне нужно сгладить.

— Как все прошло у твоей мамы? — спрашивает Сидни, неторопливо перемещаясь по гостиной.

— Не очень хорошо, — я выдыхаю со стоном, запускаю руки в свои волосы и тяну назад.

— Что происходит?

— Она больна, — опускаю руки на колени.

Сидни знает, что это означает. Сегодня это головокружение, на прошлой неделе это была язва желудка, а неделю до того — тромб. Я с трудом глотаю, и знакомая тревога начинает свой путь в мою кровь.

— У нее реакция после приема инсулина. Он сделал ее слабой и вялой.

Нас окружает тишина, пока она анализирует все, что я ей говорю. Мой пустой желудок урчит. Сидни в недоумении смотрит на мое лицо.

— Инсулин? Препарат от сахарного диабета? С каких пор у нее сахарный диабет?

— Ты знаешь, как это бывает. Такой диагноз у нее уже несколько недель, но это не реально, это же очевидно. Как и все остальное, что происходит в ее голове.

Это печальная истина, но так было всегда, сколько я помню. Ни один врач не находил ничего плохого. Они только веселились над ее очередным ложным диагнозом. И это разбивало мое сердце, я хотела бы помочь ей, но не знаю, что делать. Самое страшное заключается в том, что каждый день после смерти Ричарда, я понимаю ее все больше и больше, поскольку мои собственные страхи пугают меня все сильнее.

— Как такое может быть?

— С необходимым количеством денег и жалобами врач диагностирует ей что угодно. Возможно, были жалобы на уровень сахара, для нее он показался слишком высоким, и врач выписал ей прием инсулина. После это препарата она чувствует себя «больной», и начинается ужасный замкнутый круг.

— Что ты будешь делать?

Я долго смотрю на подругу, морщу лоб и чувствую боль за то, какой я нашла сегодня свою маму.

— Думаю, все, что я могу сделать, это быть рядом и заботиться о ней.

Ее щеки дрогнули, и на лице отразилось беспокойство.

— Мне очень жаль.

— Это не твоя печаль.

Она посылает мне натянутую улыбку и садится рядом на диване.

— Я знаю, что это не моя печаль, но я волнуюсь за тебя, потому что твоя боль — моя боль.

— Ты не представляешь, как много это для меня значит. Я знаю, что со мной нелегко...

— Ева...

Я поднимаю руку.

— Нет, Сид, дай мне закончить. У меня никогда не было друзей. В школе, даже в колледже, у меня не было на это времени. Я всегда старалась быть рядом с мамой, и это не очень хорошо сказывалось на моих отношениях со сверстниками. Конечно, у меня были друзья, но, в конце концов, им надоедало, что я никуда не хожу или отменяю приглашения. Но тебе все равно, что я могу пропадать часами, чтобы проверить маму, или, что порой я становлюсь замкнутой, или ухожу от всех, и я благодарю тебя за это. Я знаю, что быть моим другом нелегко, но я благодарю тебя за то, что ты постоянно миришься со всеми моими тараканами.

Сидни придвигается ближе и тянет меня в объятия. Ее объятия — это тепло и покой. Я подаюсь вперед, опускаю плечи, и пусть на мгновение накопившееся напряжение растворяется в дружеских объятиях.

— Это не улица с односторонним движением, детка. Ты тоже много с чем миришься.

Я отстраняюсь и смотрю в ее глаза. Она ухмыляется: