Хрупкая природа мужской сексуальности в условиях современного общества хорошо отражена в современных терапевтических клинических случаях.
В сравнении с женщинами большее число мужчин стремятся быть непрерывно сексуальными; тем не менее они также отделяют свою сексуальную активность от тех частей своей жизни, в которых могут найти стабильность и целостность[168].
Принудительный характер побуждений к эпизодической сексуальности становится сильнее в той степени, в какой женщины ограничивают и отвергают свою скрытую сопричастность со скрытой эмоциональной зависимостью мужчины. Романтическая любовь, как я пытался показать, всегда несла в себе протест против такой сопричастности, хотя она каким-то образом помогала поддерживать ее. Чем больше женщины понуждают к этике любви-слияния, тем более беззащитной становится эмоциональная зависимость мужчины; но для многих мужчин бывает труднее иметь дело с моральной обнаженностью, которую это подразумевает. В той степени, в какой фаллос действительно становится пенисом, мужская сексуальность со все большей вероятностью будет разрываться между утверждением сексуального господства, включая применение насилия, с одной стороны, и постоянными тревогами по поводу потенции — с другой (которые, вероятно, будут всплывать на поверхность наиболее часто в связях определенной длительности, где сексуальное свершение не может быть изолировано от разного рода эмоциональной вовлеченности).
Мужские тревоги по поводу своей сексуальности были в значительной степени скрыты от взгляда настолько долго, насколько имели место различные социальные условия, которые покровительствовали ей. Если способности и потребности женщины в сексуальном выражении тщательно удерживались под покровом до двадцатого века, столь же долго она также была конкурентом, травмирующим мужчину. Анализ писем мужчин к
Импотенция, ночные эмоции, преждевременные эякуляции, беспокойства относительно размеров и функционирования пениса — эти и другие тревоги вновь и вновь возникают в этих письмах. Многие из мужчин, которые вступали в контакт со Стоупс, усердно старались подчеркнуть, что они не слабаки, а «большие и сильные мужчины», «выше среднего уровня развития», «хорошо сложенные, атлетичные, физически очень сильные» и так далее.
Беспокойство, основанное на недостатке знаний о сексе, — это постоянная тема, как и хронические чувства собственной неполноценности и смущения. Неспособность генерировать в партнере сексуальную отзывчивость является предметом постоянных жалоб, но это же и не дает мужчине испытать наслаждение. Как это выразил один из индивидов, «ни один из нас не чувствовал себя когда-либо в настолько тесном объятии, насколько оно должно быть таким, как подсказывают инстинкт и разум»[170].
Большинство сексуальных расстройств корреспондентов Стоупс сосредоточивалось или на сексуальных неудачах, или на тревогах относительно собственной нормальности; неудачи в «маскулинности» переживались скорее как угроза ценимым отношениям, нежели в абстрактном виде.
Хотя я не претендую на детальное обсуждение таких проблем, предшествующий анализ помогает придать смысл и определенным характеристикам массовой порнографии, и важным аспектам мужского сексуального насилия. Порнография могла бы быть расценена как коммерциализация секса, но это было бы весьма частичным взглядом. Нынешний взрыв порнографии, значительная часть которого направлена на мужчин и по большей части потребляется ими, проходит параллельно превалирующей концентрации на низкоэмоциональном и высокоинтенсивном тексте. Гетеросексуальная порнография отображает навязчивый интерес к стандартизованным сценам и позам, в которых недвусмысленным образом повторяется соучастие женщин, которое в реальном мире, по сути дела, исчезает[171].
Образы женщин в мягких порнографических журналах нормализованы как объекты желания путем помещения в ортодоксальную рекламу. Несексуальные истории и темы новостей могут являться объектами желания, но никогда — любви. Они возбуждают и стимулируют и, конечно же, носят сущностно эпизодический характер.