Трансформация войны

Таким образом, для того, чтобы объяснить причины возникновения войны, нет нужды считать, что она заложена в природе человека; Но, с другой стороны, нет доказательств и обратного. В последние десятилетия было проведено множество экспериментов (иногда довольно необычных), для того, чтобы установить, есть ли в мозгу человека центр, где концентрируется агрессия. Результаты при этом получались неоднозначные, поскольку электрическая стимуляция одной и той же зоны головного мозга, по-видимому, может вызвать различные реакции при разных обстоятельствах. Но даже если будет доказано существование такого центра, то, очевидно, доказать связь между ним и общественным видом деятельности под названием «война» будет чрезвычайно сложно. «Нейронная структура воинственности», «железа войны» или «ген агрессивности» вряд ли когда-либо будут открыты, и нет нужды в постулировании их существования. До сих пор ни один человек не имеет даже самого смутного представления о том, какие мозговые структуры отвечают за такие типично человеческие качества, как способность ценить все истинное, прекрасное, доброе и священное.

Однако мало кто — и меньше всего ученые, которые проводят такие эксперименты, — берется утверждать, что из-за этого стремление к святости, добру, красоте и истине не является частью человеческой природы.

Предположение, что война может оказаться, и часто оказывалась крайне увлекательной, никоим образом не противоречит тому факту, что не все люди непрерывно воюют и что некоторым из них удавалось избежать этого в течение значительных периодов времени. Большинство людей ни разу в жизни не посещали музеев и не ходили на концерты; однако из этого не следует, что картины и музыка не являются прекрасными творениями человека. На войне, как и во всех других сферах, волнение часто переживается за другого. Тот факт, что в футболе из тысячи болельщиков, ревом поддерживающих свою команду, находясь на трибунах или сидя перед телевизором, только немногие — сами футболисты, не означает, что игра не доставляет удовольствия публике, — как раз наоборот. Истории известно немало примеров, когда игры, художественные и исторические произведения, а также произведения искусства, созданные человеком, обязаны были своим появлением тому, что они либо имитировали войну, либо предлагали ей замену. Верно то, что в какой-то конкретный выбранный промежуток времени и в какой-то определенной точке пространства большинство людей не участвуют в играх и не наслаждаются произведениями искусства. Однако им нельзя отказать при этом хотя бы во врожденной способности к тому и другому, поскольку утверждать такое означало бы отказать в этой способности и самим себе. Более того, если бы война велась постоянно и везде, то она бы неизбежно всем опостылела. Данное обстоятельство может служить лучшим объяснением тому, почему любая война в конце концов неизбежно прекращается.

Это также никоим образом не противоречит тому факту, что существуют страны, которым удавалось избегать войны в течение достаточно долгого времени. Война не просто служит власти, она и естьвласть; вспомним эпизод у Свифта, когда лилипуты сражались друг с другом на расправленном носовом платке Гулливера, несмотря на то, что слабому сражаться в присутствии сильного — значит обречь себя на поражение и насмешки. Это отчасти может служить объяснением того, почему такие страны, как Дания и Нидерланды, когда-то воевавшие с сильнейшими, ныне заняли пацифистскую позицию, а также почему они в будущем, возможно, откажутся от такой позиции. То же самое верно в отношении таких заклятых врагов, как Франция и Германия, Венгрия и Румыния, Болгария и Югославия, которые в не столь отдаленном прошлом буквально готовы были вцепиться друг другу в горло. Когда после 1945 г. они попали под покровительство намного более сильных держав, вероятно, стыд не в меньшей степени, чем другие причины, заставил их прекратить споры. Однако все возвращается на круги своя. Уже сегодня налицо признаки того, что по крайней мере в Восточной Европе и в республиках Советского Союза история эта еще не закончилась.