Трансформация войны

Поскольку война считалась продолжением правосудия, а не политики, любой вооруженный конфликт обязательно подразумевал нарушение закона либо одной, либо обеими сторонами. Таким образом, стало крайне важным проведение различия между хорошей и плохой воюющей стороной, между войной, ведущейся с позиции права, и той, что ведется незаконно или даже противозаконно. Можно было прибегнуть либо к светскому, либо к церковному праву. Попытка найти авторитетное церковное мнение приводила от Св. Фомы Аквинского к Св. Августину. Хотя правоведы расходились во мнениях по поводу частностей, суть средневекового понятия «справедливая война» можно изложить в виде трех пунктов. Первый: война, чтобы считаться справедливой, должна вестись публичной властью, а не частными лицами. Второй: она должна быть вызвана «справедливыми намерениями», а именно — стремлением отомстить за оскорбление, покарать кого-то или добиться возмещения ущерба. Третий: размер причиненного врагу ущерба должен примерно соответствовать причине, из-за которой ведется война. Таким образом, справедливая война, по крайней мере в теории, походила на наказание, назначаемое великодушным отцом. Единственное, чем не могла быть война, так это проявлением неприкрытого «интереса» — как мы увидим ниже, данное понятие еще только предстояло сформировать, не говоря уже о том, чтобы провозгласить его священным.

Другой традицией, предлагавшей способ разграничения между справедливой и несправедливой войной, было, конечно, римское право, применявшееся во времена Республики и изложенное Цицероном в сочинении De officiis[36]. Как и многие другие примитивные общества, римляне изначально рассматривали справедливость, или ius, как нечто созданное богами, а не людьми. Война рассматривалась как подобие судебного процесса, своего рода чрезвычайное средство правовой защиты, применяемое в тех случаях, когда никакое другое не помогло. Как и в любом суде, процесс установления справедливости в значительной степени подразумевал необходимость добиться благосклонности соответствующих судей путем следования надлежащим процедурам. Обычно военные приготовления начинались тогда, когда Рим требовал компенсации за оскорбление себя, например за нападение на его союзников (как это было в случае войны с Ганнибалом) или на римских граждан за пределами римских владений. Если это не помогало, то особая коллегия жрецов, называемых фециалами, проводила церемонию. Провозглашая ужасные проклятия, они должны были официально заявить, что враги Рима руководствуются несправедливыми мотивами, тогда как мотивы Рима были справедливы. Затем отворялись ворота храма Марса. Из города направлялась делегация представителей, которые метали копье (hasta) на вражескую территорию, таким образом сообщая врагу о принятом решении. После того как завершались все формальности, можно было начинать боевые действия. Такое сочетание права и церемониала было характерно не только для поздней античности, когда оно уже сводилось к пустому ритуалу, но и для высокого и позднего Средневековья — периода, когда юристы, находясь под сильным влиянием римской модели, постоянно искали способы оправдания войн, которые вели их благородные властители.

Независимо от того, римское или христианское происхождение имел взгляд на войну как на акт справедливости со стороны одного из участников и несправедливости со стороны другого, он обладал важным значением для самого процесса ее ведения. В Риме он означал, что как только боевые действия прекращались, вступал в силу закон возмездия (lex talionis). Отказавшись предоставить то, что по справедливости требовалось от него, враг превращался в преступника. Таким образом, римляне, при условии, конечно, что они одерживали победу, имели право осуществлять правосудие по принципу «око за око и зуб за зуб». Они пользовались этим правом достаточно часто, разрушая до основания города, уничтожая их жителей и обращая в рабство целые народы по всему Средиземноморью.