— Я пришел к тебе во время течки, да еще облившись афродизиаком. Да ты три дня меня насиловать должен был, а ты даже бровью не повел. Будто не заметил. А потом я понял — ты и правда не заметил! Я поговорил с другими и некоторые сказали, что приходили к тебе течные, предлагая себя, и реакция была одинаковая. Эти идиоты решили, что ты и правда не такой как все. Суперчеловек, а-ха-ха — Лекс злорадствовал, униженный, но еще не побежденный. — А ведь ты просто не чувствуешь ничего, так?
— Родион! — Филипп вырос между омегой и альфой, пока разозленный Сокольников не успел дотянуться.
— Придушу, тварь!
Родион с минуту сверлил хитрого омегу за спиной друга, решая, стоит ли сломанный нос Филиппа чьей-то поломанной шеи. По решительному виду друга, он видел — тот не уступит. Именно за это он стал впервые уважать альфу. Лебезить и подстраиваться Филипп не собирался, и ему было плевать на все вокруг. На все.
— Чем пахнет от Марка? — тише спросил Родион у друга, не оборачиваясь.
— Наивным девственником, — легко отозвался тот, глянув через плечо на раскрасневшуюся мордаху Марка. Плечи Родиона чуть осели. Все так же не оборачиваясь, он задал следующий вопрос:
— Не понимаю, как он сделал так, чтобы от меня пахло будто мы трахались?
— Лучше сдохну, чем скажу тебе! — брызгал ядом омега за спиной.
— Сейчас проверим.
— Не нужно. Я тебе скажу, — спокойно ответил Филипп. — Он сделал это точно таким же образом, как и волос, очутившийся на твоей одежде, как и платок, который увидел Марк.
Филипп обернулся, желая увидеть лицо Лекса, укрывшегося за его спиной. Настороженность и недоверие — «он не мог знать», так думал омега.
— Точно так же, как и ногти, потемневшие в столовой в первый день. Помнишь, когда мы увидели его впервые?
Марк перестал дышать, и похоже, не он один.
— Трансформер? — не до конца верил Родион.
— Самый что ни на есть, — довольно хмыкнул Филипп. — Похоже, это случилось помимо его воли, но ногти налились красным. Я сначала думал, что мне показалось, но стал внимательно за ним приглядывать. Довольно долго ничего не происходило. Но знаешь, в последнее время, когда мы оказывались рядом с Ильей и его новым другом, у тебя словно менялся запах. Будто аромат вертихвоста сам приставал к тебе. Волос и платков я не видел, зато видел твой болван.
Родион недовольно рыкнул — привилегия оскорблять Марка принадлежала только ему.
— Илья, — поправился Филипп, вспомнив про границы. Чужой омега в делах, словах и мыслях — табу. — И ему хватило, чтобы сложить картинку воедино и обвинить тебя во всех смертных грехах.
— Ах ты сука поганая! — Родион все же бросился вперед, пытаясь дотянуться до Лекса, взвизгнувшего и отпрянувшего назад.
— Родион!
— Не надо! — вскрикнул Марк.
Родион обернулся к сжавшемуся позади омеге:
— Ты его защищать еще будешь?!
— Не надо, — тихонечко повторил он. — Не надо, пожалуйста. — Мотнув головой в сторону, он сжимал и разжимал кулаки, борясь с желанием размозжить один конкретный череп.
— Ох бл&дь, ангел выискался! — вдруг раздался охрипший, но твердый голос из-за кресла. Лекс сейчас напоминал черта: ноги на ширине плеч, волосы растрепаны, глаза горят, рот искривился. Он чуть подался вперед. — Твоя защита мне не нужна! Братец хренов.
— Заткнись, — зашипел Родион.
— Пусть говорит! — потребовал Марк.
Филипп встал в стойку, снова готовый не пустить его к Лексу.
— Что за долбаный цирк! — разозлился Сокольников на обоих и прошелся по комнате.
— Конечно, цирк! И вон первый клоун! Хотел дружить с таким как я, мышь серая! Если б я тогда не подсел к тебе случайно, то и не слушал бы эту хрень о том, что тебе наплевать на Сокольникова…
— Я не говорил такого!
— А что ты говорил?! Что не против, чтобы я за ним приударил, так? — Марк отвел взгляд, боясь увидеть еще больше презрения в глазах альфы. — А когда он приперся в твою комнату, что, так сложно было сказать, что хочешь своего братца, но почему-то не даешь? Тоже мне, друг выискался.
Это была чистая правда. Пусть извращенная и неприятная в чужих устах, но все-таки Марк понимал, что имеет в виду Лекс.
— Думаешь, я не видел, как ты на него смотришь? А эти парные кольца? Ха! Как романтично! Хоть сопли вытирай… — сквозь зубы шипел красавчик. — А ты? — рыкнул он на Родиона. — Считаешь всех идиотами?
Лекс глубоко дышал, словно марафонец, старавшийся унять дыханье.
— Ты же не смотришь ни на кого, кроме своего поганого братца. Что в нем такого?! Ты же даже запаха его не чувствуешь? Чего в этом убожестве хорошего?!!
— Филипп, заткни его или я за себя не отвечаю, — Родиона перекосило.