Не помню, как я добрался до фонтана, и тем более не помню, как вернулся в дом братства, но жизнь моя была кончена, а честь растоптана. Я был навеки покрыт несмываемым позором.
Во дворе братства меня встретил Ревущий Медведь, прикрывающий срам шапкой. Он удивленно улыбался и качал головой.
– Ну, ты даешь, Кролик. Я-то думал ты унылая деревенщина. А ты оказывается тот еще рэйбел!
Я стоял, не понимая, о чем идет речь, и, подозревая, что Ревущий Медведь попросту издевается надо мной. Но он не издевался. Из дома высыпали старики братства, и Водопад лично вручил мне пластиковый стаканчик с портвейном, назвав его кубком гордости и славы. После чего объявил, что я досрочно принят в братство и избавлен от необходимости проходить остальные испытания. В отличие от остальных претендентов.
Видите ли, в чем дело. Я ведь плохо ориентировался в городке, я не знал, что в нем полным полно проклятых фонтанов. И единственный, который я помнил, был виден из окна нашей комнаты в общежитии. В полутора километрах от дома братства. К нему я и рванул. В то время как все остальные побежали в противоположную сторону, и, свернув за угол, добежали до фонтана, находившегося всего лишь в тридцати пяти метрах от места старта. И, конечно, Ревущий Медведь и Молчащая Сова звали меня, но я ничего и никого не слышал, контуженный не пропускающей звуков волной позора. Однако мой стремительный прием в братство был обусловлен не этим. Точнее, не только этим.
– По разделительной, – хохотал мой новоявленный брат по прозвищу Годзилла, – этот чувак пробежал весь путь по центру проезжей части!
– Мы внесем это в Великую Летопись Огненного Братства, – флегматично пообещал мне брат Дьякон, протирая очки полой военной куртки. – Но один вопрос, брат Бегущий Кролик. Почему ты все-таки не побежал дворами или по кустам, как остальные.
– Я… просто… вдоль дороги было больше народу, чем на дороге, – промямлил я, и это было чистейшей правдой.
– Принято. Можешь одеться, брат. Ты доказал этому миру, что способен выбирать свое дао, свой путь, – Дьякон кивнул мне и стал что-то быстро набирать на своей ручной консоли.
– Что это?
– Великая Летопись Огненного Братства, – гордо ответил брат Дьякон и отражения ночных фонарей горели на его иссиня-черных щеках, – однажды я издам ее и стану живым классиком.
Что ж, брат Дьякон исполнил свою мечту. И если и есть в этом мире люди, которые не читали знаменитый «В.Л.О.Б» Патрика Буэндиа Младшего, то уж точно нет ни одного, кто о ней не слышал. Особенно после скандала, устроенного Комитетом Нравственности при Университете Бета-Массачусетса.
Не так давно пошли слухи, что «В.Л.О.Б.» хотят экранизировать. Интересно будет узнать, кому отдадут роли трех прохвостов, взирающих на меня со старой фотографии.
Хлопает дверь. Глухо стучат сброшенные туфли. Шлепают босые подошвы.
– Почему ты сидишь в темноте? – спрашивает Абигейл.
– Тебя жду, – отвечаю я, не придумав ничего лучше.
– Я закажу такси, и потом совершенно свободна.
– Когда ты уезжаешь?
– Через три часа.
– Значит у нас еще целая вечность.
Наивно? Я в курсе. Нет ничего скоротечнее вечности.
Мы лежим на огромной кровати и срастаемся капельками пота. Ослепительное солнце Джетро-Талла бьется в лопасти закрытых жалюзи, но они пока держатся. В отличие от оставшихся нам мгновений. Они отступают, рассыпаются в прах, превращаются в ничто со скоростью космического рейдера с работающим на полную катушку разделителем. И моей Абигейл у штурвала.
Ее волосы, похожи на отражение ночного водопада в лобовом стекле стремительно пролетающей машины. И ведь вот в чем загвоздка: не просто машины, а стремительно пролетающей.
И знаете что… Я ведь не хочу, чтобы она уезжала. И это странно, потому, что с тех пор, как на втором курсе меня бросила Лена Вайсмайер, я не горел особым желанием просыпаться дважды с одной и той же женщиной. Я просыпался, но желанием не горел. Эта стерва Вайсмайер разбила мое сердце. Да ведь и Абигейл не лучше.
Дьявол, ну правда, вы же не думаете, что женщина может стать командором флагмана, не будучи стервой? Она же гоняет там кучи здоровенных мужиков. И для того, чтобы они перестали разглядывать ее сиськи и выполняли приказы, ей приходится быть очень жесткой особой. И она была ей все время полета, а потом мы встретились в баре на Джетро-Талле и Абигейл растаяла. Но не из-за меня, а потому что сама так решила.
И вот наши трое суток истекли. А я не хочу, чтобы она уезжала.
– Ты можешь поменять билет?
Она оборачивается, и все грации мира судорожно вскрывают себе вены от зависти.
– Нет, конечно. Я же офицер разведки, не забыл?
– Но ты же только что вернулась.
– Моя работа – не только полеты. Все сложно, Том. Я совсем не свободный человек, но я сама выбрала эту несвободу. Так же, как и ты – одиночество на Бахрейне.
Я усмехаюсь.
– Я не рассказывал тебе о Бахрейне.
– Думаешь, я не навела справки о том, с кем трое суток занималась любовью?
– Занималась любовью? Ты так называешь то, что творила на этой кровати?