Ничего особенного? Посредственно? Вы ждали апломба, кислотных фанфар и парада девственных барабанщиц? Отвечаю вам, держа одну руку на библии, а вторую на конституции. Вы. Не. Правы! Вы, черт побери, не правы, потому что одно дело, написать слово «penis» на двери деканата, и совсем другое – на самих небесях. А мы не желали размениваться по мелочам, мы мечтали войти в историю, и, если верить «В.Л.О.Б.», сделали это.
К декабрю следующего года на Бета-Массачусетсе с идиотской шумихой и нелепым разрезанием ленточки, появится отделение Комитета по Защите Правопорядка. КЗП, которое мгновенно переименуют в КПЗ. Неофициально, разумеется. К чести данной организации следует отнести тот факт, что и она упомянута в великом труде брата Дьякона. Точнее, не только и не столько сама организация, сколько улица Коперника, на которой ее прописали. И по праву! Ибо ни на одной другой улице планеты студенты не мочились так часто и с таким наслаждением. Лично мне приходилось порой пробегать несколько кварталов, сжав зубы и минуя бесплатные и платные туалеты, лишь бы не дать атмосфере улицы Коперника стать более приспособленной для жизни мужчин в безвкусных серых костюмах.
Так вот, эти самые костюмы вскоре повторили наш подвиг, впрочем, как это было свойственно администрации Кшешинского, без всякого намека на вкус и остроумие. Однажды они явились в пирамиду с официальной бумагой, и с тех пор каждую ночь на протяжении восьми лет, ровно в десять часов в небесах появлялась надпись, предупреждающая о начале комендантского часа.
Вот это – так себе. Это – посредственно.
А мы, черт побери, были героями в черных комбинезонах, которые взошли по обсидиановой стене, и если бы не литературный талант брата Дьякона, никто бы так и не дознался, кто изменил программу лазера.
Я сижу, затаив дыхание. Это лучше, чем висеть в скафандре где-то между Ариадной и Бета-Хей-Джо, глядя на уплывающий хвост корабля и понимая, что с самой главной статьей моей жизни что-то пошло не так. Лучше не гневить местных богов, а они – на грани. По крайней мере, должны быть, потому что этого требует нормальная человеческая логика.
Но невооруженным взглядом разглядеть эту грань не удается. Командор Ченг отдает сухие приказы. То с одного, то с другого края платформы раздается сдержанное: «Есть, сэр». Рабочая атмосфера. Никто не сходит с ума, не бросается на стены, не запирается в эвакуационных капсулах и не вещает от имени Бога.
Вообще-то, я ожидал чего-то более… оживлённого. Капельку того самого безумия. Ведь, матерь Божия, один из рейдеров обнаружил корабль! Но чертовы дальние разведчики, они, увы, профессионалы! Они штурмуют пространство и первыми оставляют свои следы на новых планетах. Они ведут за собой аморфное, отяжелевшее человечество, сквозь необозримый космос в самое зернышко будущего. И да, конечно, сейчас в душе у каждого из них такой невообразимый коктейль чувств, что им можно было бы напоить половину галактики, а мой родной пустынный Бахрейн превратить в цветущий сад. Ликование и беспокойство, сомнения и мучительное незнание, нетерпение в ожидании вестей и надежда, проклятая надежда, которая раз за разом дает им силы делать шаг в пустоту. И пусть все они смотрят на свои консоли, подключенные к центральному процессору флагмана, и каждый видит что-то свое: уровень фона, силу солнечного ветра, расчетные длины прыжков малых рейдеров, сложнейшие астрономические вычисления, определяющие частоту вращения планет, вычисление траектории комет и астероидов, запасы топлива, данные о работе разделителей, допуски риска и контроль деятельности десятков команд, работающих в эту минуту на флагмане и в космосе. Все это так. Но ведь сквозь все эти сухие цифры, сигналы, отчеты и результаты, сквозь экраны консолей, они смотрят туда, откуда дошел этот крик: «ВИЖУ КОРАБЛЬ!» Они пытаются пронзить пространство своими жадными взглядами, что бы увидеть, узнать, перестать мучиться неизвестностью. Да, на их лицах спокойствие, но я же старый выпивоха Том Хант, а все выпивохи первым делом учатся разбираться в людях, чтобы понять, кого удастся развести на выпивку, а кого – ни за что на свете. Нужно просто заглянуть человеку в глаза, а глаза не врут. Глаза выдают этих чертовых профессионалов с потрохами – они все здесь не лучше меня, они тоже способны чувствовать, испытывать боль, страдать. Однако, для того, чтобы снулое неблагодарное человечество продолжало дышать и перетаскивать свою разжиревшую свиную тушу из одного дня в другой, разведчики обязаны раз за разом, сверяясь с данными своих консолей, сухо отвечать: «Есть, сэр». И знаете что? Это сложно. А парни и девчонки, мужчины и женщины в серых комбезах – они ведь герои. И я, помимо остальных чувств, испытываю великую гордость, от того, что нахожусь среди них, вижу, как они работают, слышу их голоса возможно в один из важнейших для современного человечества час. И уж точно в один из самых важных моментов в моей жизни.