Траншея

Михаил Березин Траншея

Посвящается

Александру Зайцеву .

Городок был уж слишком аккуратным. Вылизанным до неприличия! У Витька чесались руки основательно погулять киркой по черепичным крышам и свежеотштукатуренным стенам, навалить там и сям различных кочерыжек и шкурок от бананов, а в центре устроить пару зловонных общественных туалетов. Быть может, тогда, в эту сумасшедшую жару, его мохнатый свитер смотрелся бы немного приемлемее.

А так и свитер смотрелся неприемлемо, и немецкие слова в подобную жару в голове не желали укладываться. Сколько их туда насильно не укладывай.

Да, он был насильником! Он насиловал немецкий язык с особой изощренностью и цинизмом, не получая при этом никакого удовлетворения!

Когда он красил спортзал с дезертиром Пахомовым, дело с немецким продвигалось успешнее, и удовлетворение какое-никакое было налицо, зато он испачкал белилами свою единственную рубашку, и, вздумай он теперь пройтись в ней по улице, это произвело бы не меньший эффект, чем появление английского королевского гвардейца. И парад бы продолжался до первого полицейского. А виза у него уже давно просрочена.

Вот и кабак. Он приблизился к нему со словарем в руках, словно евангелист с Библией. Кроме словаря у него имелась лишь титановая лопата в целлофановом мешочке, но он зарыл ее неподалеку от автозаправочной станции. Не вламываться же в кабак с лопатой в руках – достаточно и свитера.

В кабаке – аншлаг. За каждым столом – как минимум четыре раскрасневшиеся морды. Сидят в разноцветных майках и хлещут пиво. Стоило Витьку появиться, как все на него вылупились. Сначала на свитер, а потом и на говнодавы – до безобразия стоптанные ботинки сорок пятого размера.

Из всех этих вылупленных физиономий, Витек выбрал ту, в которой угадывался хотя бы легкий намек на дружелюбие. В нее он и выпалил заготовленную фразу. Ищу, мол, работу, согласен на все. Изо рта выскакивали какие-то уродцы: плоды нелепого соития Витька с основами немецкой речи. Но физиономия в ответ неожиданно замурлыкала по-французски.

Значит, нарвался на туриста. Вообще, ничего удивительного, поскольку городок расположен где-то посредине между Берлином и Парижем, и огромные туристические автобусы на улице снуют с такой периодичностью, словно это не дорога вовсе, а какой-то туристический конвейер.

Француз протянул Витьку монету, но тот разразился отборным матом. За милостыню ответишь! Тоже мне, Жан Вольжан нашелся! И француз удивленно отдернул руку. А Витек с надеждой повернулся к другим физиономиям. Но те, по-видимому, тоже оказались французами, поскольку смотрели на него, как на привидение. Словно бы Витек находился за тысячи километров отсюда, в каких-то зловещих и непонятных краях, а между столиками бродил лишь его бледный оптический слепок, легкая тень. Возможно, Витек и засомневался бы в факте своего материального присутствия, если бы не хозяин кабака, который бросился к нему, словно намеревался задушить в объятиях. И сообщил, что у Витька имеется выбор. Либо немедленно убраться, либо прямым ходом отправиться в полицейский участок. На лице хозяина застыло угодливое выражение. Вот чего Витьку больше хочется из предложенного меню, то он без промедления и получит.

Но тут взбеленился Жан Вольжан. Подскочил к Витьку, вцепился в мохнатый рукав и усадил за свой столик. При этом что-то возмущенно ворковал. И демонстративно заказал два пива. Хозяин кабака залился краской, но спорить не стал. Послушно принес два пива, и оба поставил перед французом.

– Ги, – сказал француз, и одну из кружек подвинул Витьку.

На этот раз Витек удержался от отборного мата, тем более, что у него уже давно пересохли гланды. Принялся увлажнять гланды пивом, хоть и не понял, что такое "Ги".

Француз, видимо, чего-то ждал, поскольку ткнул себя пальцем в грудь и еще раз повторил: "Ги". Но Витек никак не отреагировал, тогда француз бросил на стол жменю мелочи и удалился. Заинтересованная морда хозяина кабака всплыла над стойкой, словно луна. Витек торопливо допил пиво и отправился вслед за французом.

И тут до него, наконец, дошло, чего добивался француз. Видимо, тот много путешествовал и бывал на различных экзотических островах. И всякий раз, когда он там говорил "Ги", местных дикарь лупил себя кулаком в грудь, гордо произнося Мбкомбо, или Гаг, или Умбайквили, или Бог еще знает что. А вот он, Витек, оказался не на высоте, сплоховал, не проявил должного уровня коммуникабельности. Что и не удивительно, когда паришься в свитере в подобный зной.

Не прошел он и нескольких шагов, как его нагнал один из французов, заседавших в кабаке. Буркнул по-немецки:

– Ищешь работу?

– Да, – насупился Витек.

– А что умеешь делать?

– Все.

Француз заржал, словно кобыла перед случкой, и навострил лыжи назад в кабак.

Тогда Витек принялся торопливо перечислять все, что умеет.

Выглядело это приблизительно так:

– Штрайхен, баун, грабэн, ладэн…

– Гут! – сказал француз. И протянул Витьку руку: – Пауль.