Транскрипт

Дома как-то открыл емелю и увидел петицию в пользу арабского переводчика, находящегося под судом. Он нервно ходил по комнате, пока не понял, что не может эту петицию подписать. Я же ничего не знаю! А вдруг он – организатор, мозг всей операции? Кто вообще знает, что в голове у арабского переводчика? Грамматические категории принадлежности? Он живет в мире, где, скажем, «сумка» она только если моя, а если она твоя – то это уже «сумок», а если она его – то… еще как-нибудь – и как я могу подписываться за его жреческую неприкосновенность, если у него в языке моя судьба – совсем не то же, что его судьба?

– Сколько можно думать! – кричали недовольные игроки.

– Можно ли судить винтик за то, что делает машина? – поспешно спросил Муравлеев, чтоб им тоже было интересно.

– Нет, – ответили игроки.

– А если это очень жадный винтик?

– Нет, – естественно, повторили они.

– А если – трусливый?

– Нет.

– Как же быть? Разобрав преступную машину по винтикам, увидишь, что судить-то – некого.

Тут ему напомнили, что только такие вопросы, где «да» или «нет». Ладно…

Что же они загадали? Во-первых, какое же изготовление, если этот типовой набор крутится на «Интернете» уже много лет? Во-вторых, какая же там порнография? Там только позы, без действий, эротика. В-третьих, не только не порнография, но еще и не детская, так как в стране, где сайт, возрастом совершеннолетия считается не двадцать один год, а восемнадцать. Вы бы видели этих детей. В-четвертых, его они просто украли, вывезли из страны, чтоб теперь здесь судить. По местным законам – виртуальное вторжение в юрисдикцию. В-пятых, он же не владелец, ничего там не вешал и даже не смотрел, поскольку оттуда сайт заблокирован – кто там будет за деньги смотреть такую фигню? В-шестых, все, что он сделал, перевел договор о платежах через карточки, и договор этот теперь фигурирует в деле как главная детская порнография. В-седьмых…

Он давно перестал слушать их исступленные «Нет!» (а некоторые буквально катались по полу от смеха). Все эти ответы ему были не новость. Точно так же реагировал адвокат. Где теперь, ветра в поле, искать тех журавлей? А синицу нельзя теперь не посадить на количество лет, соразмерное бюджету следствия. Ее срок сейчас подпадает под такие расчетные формулы, что тебе и не снились. Они снова были похожи на приятелей, заглянувших со службы в бордель, вполне по-человечески адвокат поделился, что жизнь его тоже не сахар, жена ждет, прости господи, двойню, и то он молчит, а мешаться в политику, где там и чья юрисдикция…. знаешь, лучше б ты просто переводил. На всю жизнь! – не сдержался Муравлеев и думал, навязчиво думал: по случайному совпадению у того тоже беременная жена… Впрочем, все это столько тянулось, что наверно уж кто-то родился, но для него время остановилось – стоп-кадр – для него она за океаном и беременная на всю жизнь. Не драматизируй, – сказал адвокат. – Не на всю жизнь, а на двадцать пять лет.

Что ж, нет так нет. Что же все же они загадали? Махинации их со страховкой, какое же это – преступление? Просто выкинули лишние звенья, пару-тройку ритуальных танцев с рентгеном, и судить-то их будут, в общем, за то, что не поделились. Неуплаченный штраф, за который грозит депортация?.. Столько всего, а зацепиться-то не за что! Думай, Муравлеев. Как говорил Дон-Кихот, настойчивость – мать удачи… Хоть изначально играть не хотел, мало-помалу его разобрал Достоевский экстаз: в комнате прибавилось света, в бутылках вина, в лицах сообразительности, хотелось уже самому взять зеро, докопаться до истины… Где же оно, преступление? Кто?!..Эх, Родион Романыч, Родион Романыч….

– Я знаю, какое преступление вы имеете ввиду.

И они, хохоча, ответили: «Да!», хотя на этот раз он, кажется, ни о чем и не спрашивал.