Когда я прочёл «Самую лёгкую лодку в мире» в журнале «Пионер», мне было лет двенадцать, и в это же время его читала десятилетняя Лукьянова. В пяти номерах она печаталась. Мы каждого номера ждали, как манны небесной. Это был один из самых наших любимых авторов. Вот Юрий Томин с его «Каруселями над городом», гениальными абсолютно, и, конечно… Ну, там про инопланетянина Феликса дивная история. Помните, инопланетянин без пупка? Потому что у него нет пупка, он создан сразу цельно. И Коваль, конечно.
Коваль был прекрасным взрослым писателем. Юрий Казаков очень высоко ценил его взрослые рассказы, но сказал: «Этого не буду печатать никогда». И он стал писать детские вещи: «Недопёсок Наполеон III», «Самая лёгкая лодка», «Суер-Выер». Нет, он — божественный писатель. И обратите внимание, как он был гениально разносторонне одарён: на гитаре играл, песни писал (классику, кстати, играл на гитаре, когда сочинял), рисовал прекрасно, и всякая работа в руках ладилась. И так он ужасно коротко прожил…
Конечно, это недооценённый автор. И я всем детям его горячо рекомендую, особенно детям умным, детям, немножечко опережающим свой возраст. Коваль — конечно, писатель для 12–13-летних подростков, развивающихся с опережением.
Откуда у меня память? Ну, откуда у всех память? Посмотрите, есть пианисты, которые трансцендентные этюды Листа знают наизусть, а их там сколько, которые знают наизусть 32 фортепианные сонаты Бетховена. А вы говорите «память». Какая уж там память?
Вопрос про «Конька-Горбунка» я постараюсь осветить отдельно.
Что я думаю о поэзии Марка Болана? Я как-то всегда больше ценил и знал музыкальную сторону того, что он делает. Стихи у него хорошие, но, по-моему, он не Боб Дилан, прямо скажем. Но вообще, да, процитированное вами стихотворение очень хорошо.
«Какого автора, пишущего в стиле Фланнери О’Коннор вы можете порекомендовать? Как относитесь к её творчеству?»
Дорогой gostrax, Фланнери О’Коннор гениальна и удивительна тем, что она одна такая — самый мрачный писатель XX века, действительно самый мрачный. Мрачнее была только реальность этого столетия. Есть люди, пишущие в стиле южной готики. Из них самый светлый — конечно, Трумен Капоте. Самый мрачный — скажем, Карсон Маккалерс. Я могу вам порекомендовать «Сердце — одинокий охотник», «Часы без стрелок», «Балладу о невесёлом кабачке», почему-то очень в России знаменитую и поставленную в «Современнике» в своё время. Да, вот они ей близки.
Но дело в том, что ведь Фланнери О’Коннор католичка. Сейчас вышла в Америке, я купил как раз замечательную книгу её речей и статей. Для неё характерна предельно серьёзная постановка всех вопросов. Такие рассказы, как «Озноб», например, или «Хромые внидут первыми», или «Храм тела моего» — они непонятные. Романы я меньше люблю. Но они непонятные без католического… Не знаю, «Спасай чужую жизнь — спасёшь свою!» — совершенно поразительный рассказ, из которого Тодоровский сделал такой сильный «Катафалк» (это первый его фильм). Или совершенно замечательный «Гипсовый негр». Гениальная серьёзность и страшность большая. Я помню, когда Наталья Трауберг у меня увидела книжку Фланнери О’Коннор, она поразилась: «Как вы можете это читать?»
Вернёмся через три минуты.
РЕКЛАМА
Д. Быков
― Продолжаем разговор. Шквал вопросов на почту, но они, как всегда, во втором часе. Да, хочу, кстати, предупредить, что «Один» с Орехом будет вместо меня в четверг на следующей неделе, меня слушайте в пятницу. Мы иногда с ним подменяемся, если у кого-то есть разные сложные другие необходимости. Так что мы с вами встретимся в следующую пятницу.«Смогли бы вы убить корову собственными руками?» Это, видимо, вопрос с намёком на убийство коровы на съёмках «Андрея Рублёва», что на самом деле миф. Никто корову не сжигал, не убивал. Корова горела под толстым слоем асбеста, и горела не она. Корова уцелела. Нет, не смог бы, иначе у меня была бы другая работа.
Мне, кстати, вспоминается в этой связи замечательная история мальчика… Не вспомню сейчас его фамилию, легко могу потом нагуглить. Игорь Старыгин мне рассказывал про мальчика, который сыграл Генку Шестопалова в «Доживём до понедельника». Его не приняли в театральный вуз, не приняли во ВГИК, сказали: «Да он уже столько наиграл всего, — у него же было несколько главных ролей в кино. — Чему его учить? Пусть играет». И он с горя, с обиды подался в мясники и сделал там гораздо более триумфальную карьеру. Если кто-то знает, что это было не так, сообщите.
«Что Вы посоветуете читать трёхлетнему ребёнку, кроме Барто, Маршака и Чуковского?»