Читаем Транскрипции программы Один с сайта «Эхо Москвы». 2016 Январь-Июнь полностью

Ну что же вы? Вот как-то пошёл этот «Степной волк», просто эпидемия, поветрие! Есть гораздо более сильные произведения в том же XX веке. Если уж читать немецкоязычную литературу, то почитайте «Душевные смуты Тёрлеса» Музиля, почитайте Томаса Манна, почитайте Генриха Манна, да и Клаус Манн неплохой писатель. Да мало ли, господи помилуй? Я думаю, что в XX веке были произведения куда более мощные, нежели «Степной волк». Ну почитайте Ремизова, если вас интересует сила удара, именно сила эмоционального воздействия. Почитайте прозу Блока. Кстати говоря, если вам так сильно нравится «Степной волк», то я думаю, что проза Рида Грачёва произведёт на вас очень сильное впечатление, проза и эссеистика. Думаю, что большой эффект произведёт на вас петербургская андеграундная проза 70–80-х годов.

«Расстрел Пьера у Толстого имеет отношение к судьбе Достоевского?»

Да ни малейшего. Я думаю, что он и «Идиота», собственно говоря, тогда не читал. Он и «Записки из Мёртвого дома» прочёл гораздо позже. Любопытно, что расстрел Пьера и предсмертные мысли Пьера писались примерно одновременно с «Идиотом», с мыслями князя Мышкина Льва Николаевича о смертной казни. Кстати говоря, то, что Мышкин — Лев Николаевич, — я думаю, вот здесь есть какое-то сходство. Синхронность этих обращений к теме смерти и предсмертного расчёта, на что потратить последние минуты — это совпадение неслучайное, это к очень многим дискуссиям 1860-х годов. В принципе же, какое-либо взаимное влияние этих двух гениев отрицать, по-моему, естественно. Они не знали друг друга и старались друг друга не читать. Известно, что Достоевский перед смертью, совсем незадолго до конца открыл так называемые «духовные» сочинения Толстого и, прочитав две страницы из середины, воскликнул: «Опять не то! Всё не то…» Я думаю, они принципиально не могли друг друга понять.

«Насколько высоко вы оцениваете творчество Пантелеймона Романова? После прочтения романа «Русь» можно ли лучше понять то, что происходит в России сегодня?»

Кстати, у меня мать — большая любительница романа «Русь», который я ей подарил когда-то. Но мы оба пришли к выводу, что это такой пра-Сорокин. Роман «Русь» вобрал в себя все штампы русской реалистической литературы. Это очень смешно. И главный герой этого романа — тоже Дима, насколько я помню. И всё, что там происходит, — это такая более или менее вменяемая, более или менее осознанная, но всё-таки тоже пародия на штампы русской классики. Я с наслаждением прочёл все шесть частей этого романа (там седьмая не дописана), но всерьёз к этому относиться, воля ваша, невозможно. Это именно антология клише. Пантелеймон Романов нам дорог другими рассказами — например, «Без черёмухи». Как романист, по-моему, он знатно копирует.

«Всё больше нахожу трагических случайностей в 1989–1991 гг., приведших к распаду СССР. Например, Мамардашвили собирался бороться с Гамсахурдией, но умер в аэропорту, отправляясь в Грузию. Сахаров написал черновой вариант Конституции обновлённого СССР — и через несколько дней умер. Что вы думаете о такого рода случайностях или закономерностях?»

Дорогой radioactive, я не верю в конспирологию по большей части. Я не считаю, что это было убийство, хотя в своё время Сергей Григорян, я помню, доказывал, что были какие-то факты, указывающие на отравление Сахарова. Мне кажется, что и Гамсахурдия, и Сахаров были людьми предыдущей эпохи (и Мамардашвили тоже), и они ощущали себя в этой эпохе чужими. Вот почему и Гамсахурдия был обречён, и Мамардашвили был обречён, как ни странно. Пришли другие люди… и даже не совсем люди, с точки зрения этих предыдущих эпох. Грубо говоря, рельсы упёрлись в глину. А когда человек чувствует себя не на месте в эпохе, он умирает обычно очень быстро. Посмотрите на людей 70-х годов, которые один за другим умирали в начале 80-х: Высоцкий, Даль, Трифонов. Жгли свечу с двух стороны, потому что понимали, что приходит не их время.

«Расскажите о вашем восприятии творчества Алексея Варламова, в частности его романа «Лох»?»

Можно я не буду отвечать на этот вопрос? Я очень люблю Алексея Варламова чисто по-человечески, и мне симпатичны некоторые его книги, но я никогда не мог найти общего языка с его героями. Ну, это не моё. Мне кажется, что это по большей части всё-таки имитация радости, а не радость, имитация добра, а не добро. К его биографическому творчеству я отношусь с гораздо большим уважением.

«Либерализм идёт с Запада? Да! На Западе жирная социалка? Да! Либерализм за социальную защищённость людей? Нет! Вот такие парадоксы каждый день в России вкапываются в мозги простых россиян…» Очень долго. Простите, я не буду это зачитывать.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Литература как жизнь. Том I
Литература как жизнь. Том I

Дмитрий Михайлович Урнов (род. в 1936 г., Москва), литератор, выпускник Московского Университета, доктор филологических наук, профессор.«До чего же летуча атмосфера того или иного времени и как трудно удержать в памяти характер эпохи, восстанавливая, а не придумывая пережитое» – таков мотив двухтомных воспоминаний протяжённостью с конца 1930-х до 2020-х годов нашего времени. Автор, биограф писателей и хроникер своего увлечения конным спортом, известен книгой о Даниеле Дефо в серии ЖЗЛ, повестью о Томасе Пейне в серии «Пламенные революционеры» и такими популярными очерковыми книгами, как «По словам лошади» и на «На благо лошадей».Первый том воспоминаний содержит «послужной список», включающий обучение в Московском Государственном Университете им. М. В. Ломоносова, сотрудничество в Институте мировой литературы им. А. М. Горького, участие в деятельности Союза советских писателей, заведование кафедрой литературы в Московском Государственном Институте международных отношений и профессуру в Америке.В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Дмитрий Михайлович Урнов

Биографии и Мемуары / Литературоведение / Документальное