Ну и их обмен одами с Сапровским. Бахыт весёлый — вот что мне нравится. И, конечно, он действительно прекрасный переводчик (в высоком смысле) традиционных восточных мотивов — мотивов пьянства, праздности и бренности — на мелодику русского стиха. Такая степная печаль и степная вольготность есть в его поэзии, иногда многословной, но многословной, как степень. И проза его мне нравится, кстати говоря.
«Дмитрий Львович, как жить, если жить не хочется, если нет понимания со стороны близких? Мне 26 лет. Я чувствую себя, как рыба, выброшенная на песок. То, что мне интересно, никому не нужно и вызывает лишь недоумение и непонимание. Из-за этого и другого постоянные ссоры с близкими. Часто они кажутся мне не близкими, а очень далёкими. Чувствую себя одиноким и лишним».
Женя, дорогой, вы просто адекватно и очень точно отобразили состояние мыслящего человека. «Враги человеку — домашние его», — Христос сказал. А то, что вам интересно, не нужно никому? Так это просто лишний раз доказывает, что вам интересны правильные вещи. Вспомните, у Бунимовича: «…и невозможное — возможно, когда не нужно никому». Женя, вы на абсолютно правильном пути! Пока вам трудно, вам интересно. Это как мне один школьник сказал: «Сделайте мне трудно!» Нет, вы большой молодец. И я горжусь, что у меня такие слушатели.
Ещё один специалист по Наполеону негодует.
«Надеюсь получить ответ на свой вопрос. Пересматривал старый выпуск «Школы злословия», там в гостях был Аксёнов. Была высказана мысль о том, что поколение шестидесятников — последнее литературное поколение, в то время как современные писатели — Пелевин, Сорокин — просто авторы, пишущие поперёк друг другу; более того, по их текстам через 30 лет невозможно будет воспроизвести эпоху. По чьим текстам можно будет сказать что-то о сегодняшнем дне? И по каким основным признакам можно определить, кто — поколение, а кто — просто группа ровесников?»
Дорогой Григорий, видимо, действительно прошло время, когда об эпохе можно судить по текстам писателей. Сегодня можно судить по документам. Это от эпохи XV–XVIII веков осталось сравнительно мало документов, и не осталось фотохроники, и не осталось видео. Сегодня, слава богу, у нас есть возможность достаточно тщательно документировать реальность, и нет больше необходимости судить по творчеству писателей. И писатели могут предаться фантазиям. Кстати говоря, по Пелевину, мне кажется, хорошо можно судить и о духе времени, и о деградации этого духа, и о его взлётах.
Что касается поколений. Я никогда не верил в такую классификацию. Дело в том, что поколение, которое определяется одним событием — так бывает лишь в эпохи великих и бурных событий: поколение XX съезда, поколение 1941 года, поколение 1917 года. Вообще-то поколения формируются совсем другими вещами. И у ровесников (подчёркиваю — ровесников) Ильфа и Петрова, например, и Бабеля гораздо меньше общего, скажем, чем у других представителей «южной школы». Территориальная принадлежность больше значит, чем возрастная. Вот Бабель — он ровесник Ильфа, но можно ли представить более разных людей? У Бабеля твёрдое, строгое мировоззрение, во многом талмудическое, а у Ильфа — чистая ирония, агностицизм и, может быть, стихийное, неосознанное христианство. Набоков и Платонов родились в одном году! Ну что их объединяет? И территориально, и поколенчески они абсолютно разные люди. Мне кажется, что только в условиях крайней несвободы, такой как советская, могло сформироваться такое поколение, как шестидесятники. И давайте людей всё-таки мерить не степенью их близости к реальности, а как раз степенью их свободы в обращении с ней.
«Благодарю вас!» Спасибо, я вас тоже благодарю.
«Интересно ваше мнение о творчестве Андрея Лысикова, в частности о его сборнике стихов и проекте по их чтению». Я очень мало знаю его творчество, к сожалению. Безусловно, я к нему вернусь.
Когда в Австралию? Меня зовут в Австралию выступить. Может быть, в октябре получится, хотя уверенности нет. Ну, я не знаю…
«Увидел в продаже вашу книгу о Маяковском. Захотелось иметь. Сколько можно бесплатно пользоваться чужой интеллектуальной собственностью? — да сколько хотите! — Увлекло. Написано не сухо, изложено просто, с присутствием таких деталей, которые западают. Не хотели бы вы что-то подобное написать о Есенине?»
Во-первых, там большая глава о Есенине. Во-вторых, есть фундаментальная книга Лекманова с соавтором [Свердловым]. Нет большого желания пока, к сожалению. Трудно объяснить почему. Может быть, потому что Есенин не так мне близок, как Маяк. А с Маяком я чувствую действительно колоссальное внутреннее родство. И потом, понимаете, я вообще, наверное, больше какое-то время не буду тратить сил на чужую биографию, а попробую как-то более активно прожить свою. Хотя книга об Ахматовой тем не менее будет, и именно потому, что…