Я только боюсь другого: как бы за гуманистический шаг относительно Надежды Савченко не пришлось расплачиваться российским политзаключённым, за которых мало кто просит. Например, Сергею Удальцову было в очередной раз отказано в досрочном освобождении. Хотя для меня лично Удальцов — при всех его заблуждениях и моих с ним несогласиях — он в любом случае не террорист. И мне кажется, что и его участь тоже могла бы быть смягчена. Понимаете, очень печально, когда за одних просит всё мировое сообщество и их участь смягчается, а на других это сказывается в сторону ужесточения. Это довольно грустная ситуация. И мне кажется, что вообще гуманизация российского правосудия была бы очень благим делом. Но мы, может быть, когда-нибудь этого дождёмся.
Вопрос о Валерии Приёмыхове: «Что вам ближе — его сценарии или роли?»
Я вообще Валерия Приёмыхова очень любил и продолжаю любить как такое цельное замечательное явление. Конечно, его роль в «Пацанах», и совсем непохожая, совсем другая роль в культовом фильме «Мама, не горюй», и вообще его участие в поздних работах Динары Асановой и в качестве сценариста, и в качестве артиста — это очень интересный такой знак 80–90-х. Тем не менее, лучшим из того, что он сделал — и как актёр, и вообще как человек искусства, — мне представляется всё-таки его роль в фильме Прошкина «Холодное лето пятьдесят третьего…». Там и он, и Папанов — оба безвременно ушедшие, почти одновременно — они действительно воплотили два очень важных типажа, очень важных образа. У нас обычно в российском кино (я замечал это много раз) образ сильного добра почему-то часто выходит недостоверным, неубедительным. А вот Приёмыхов умудрился там сыграть действительно сильное и убедительное добро. Это тот человек, которому можно верить. И добро такое, может быть, даже с несколько волчьим оскалом, который у него был. Но Приёмыхову веришь.
И вообще «Холодное лето пятьдесят третьего…» — это фильм о том, как человек перестаёт терпеть. Главный герой этого фильма, конечно, интеллигент, но после отсидки он превратился в такого одинокого волка, немножко в духе Домбровского (Домбровский тоже был, пожалуй, такой одинокий волк). Кое-чему его там научили очень хорошо. И я думаю, что Приёмыхов именно воплощает тот тип, который Солженицыну мечтался, того человека, о котором Солженицын говорил: «Было бы побольше таких — другая была бы история России». И вообще «Холодное лето пятьдесят третьего…» не вредно пересматривать.
«Любите ли вы американский сериал «Симпсоны»? По-моему, его можно любить только за то, что в наших реалиях его соавторы отделались бы «двушечкой».
Я вообще не очень обычно прислушиваюсь к этому критерию. «Двушечка» — критерий не эстетический. «Симпсонов» я никогда не смотрел. Некоторые серии, которые я видел, были забавные. Но я «Южный парк» люблю гораздо больше.
«Произведения Куприна часто экранизируют, но такая драгоценная вещица, как «Суламифь», остаётся невостребованной. Как вы думаете, почему? А из «Синей звезды» получился бы великолепный мультфильм».
Видите ли, Куприна экранизировали часто, но я не помню удачных экранизаций — вот в чём ужас. Был сериал неплохой, в принципе, но по большому счёту Куприн не экранизируем. Я пытаюсь понять почему. Кино ведь… Тут тоже довольно забавный критерий. Есть вещи, которые принципиально экранизировать невозможно, потому что там типажи обрисованы с очень большой долей условности, они погружены в такой сгущённый воздух, что ли, в такое особое поле авторского видения. И герои Куприна на экран переносятся с трудом. Можно любить Абрама Роома, можно не любить, но это крупный режиссёр. Самый провальный его фильм, на мой взгляд, — это «Гранатовый браслет», потому что это и слащаво, и сентиментально. Нет, я это помню, конечно. Он снял ещё и «Суд чести», который, пожалуй, нельзя назвать провальным, потому что это блистательный образец подлого кино. Но Роом не виноват, время было такое. Во всяком случае, я склонен оправдывать художника. А вот «Гранатовый браслет» — это чистый вкусовой провал.
И я даже больше скажу. Вообще в прозе Куприна вкусовых провалов очень много, и именно это не позволяет ему занять положение, приличествующее ему. Например, я ставлю его гораздо выше Бунина, а у Бунина лучше дело обстоит со вкусом, поэтому Бунин больше нравится, у Бунина Нобелевская премия, Бунина больше переводят. А ведь Куприн никак не меньший инноватор. Но просто у Куприна есть такой налёт беллетризма, иногда налёт слащавости, иногда — авантюрности. И это мешает экранизировать его вещи. Его герои довольно условные. В купринской прозе — с её ослепительным солнцем, с её праздничным стилем, с её преувеличением всего — там они смотрятся органично. А вынь их из этого воздуха… Ну, это как камень морской достать со дна — и он перестаёт играть всеми красками.