Я думаю… Кстати говоря, это могло бы быть хорошей темой для лекции. У Мериме был, видимо, какой-то страх брака. Он сам, по-моему, не был женат, кстати. Какой-то страх женитьбы был. Помните, в «Венере Илльской» катастрофа происходит во время свадьбы, когда статуя задушила жениха (простите за спойлер). В «Локисе» после свадьбы Локис убивает панну Юльку. Это такая реализация той догадки, которую Розанов высказал открытым текстом: «Любовь делает из человека, — ну, секс делает из человека, — либо бога, либо животное». Вот это тот самый случай, когда из человека вырвалось животное начало. Такое страшное пророчество о XX веке. Тут как не вспомнить Кедрина:
Тоже, кстати говоря, в поэме «Свадьба». Помните:
Это о том, что любовь с равной лёгкостью достаёт из человека либо бога, если это явление культурное, либо животное, зверя. И шанс достать зверя, как ни странно, гораздо выше. Вот в этом, может быть, идея. То, что это находится в одном ряду с «Островом доктора Моро», с «Днём гнева» и с «Собачьим сердцем», то есть с темой расчеловечивания, звероподобия, с темой озверения, — это очень важное пророчество о подступающих временах.
Конечно, «Локис» очень многими воспринимается как изящная шутка. Кстати говоря, Маевский, замечательный польский режиссёр, снял картину именно такую скорее, ну, виньеточную, стилизованную. Тот самый Маевский, который снял великое «Дело Горгоновой». Дай Бог ему здоровья. Но мне кажется, что «Локис» — глубокая вещь. И вы правы, задав вопрос о его смысле.
«Сделайте лекцию о возвращении к русскости в советской идеологии, культуре и искусстве. Например, сороковые — начало пятидесятых: мультфильмы про русский лес, зверей, празднование юбилея Малого театра, Михаил Царёв в роли Чацкого, скорее концепция преемственности русского богатыря…»
Ну, это началось не в сороковые, это началось с переписки с Демьяном Бедным, разгрома Камерного театра. Ну, он правда выжил, он только после войны был уничтожен, но судьба его была решена после оперы «Богатыри» — комической оперы Бородина, к которой Демьян Бедный написал глумливый сценарий. Этот поворот к русскому забавен, потому что прежде всего русским стало считаться дурновкусное. Все эти славянские стилизации, даже в мультфильмах, они чудовищно моветонные. Я много раз говорил о том, что войну выиграл модернизм, войну выиграл Советский Союз, а не Сталин. И вся эта архаика, конечно, недорого стоит.
«Можно ли просить лекцию о нём? «Дубарь» — очень страшный рассказ. Иногда думается, что шаламовский».
Нет. Вот я как раз в этой статье пишу… Ну, история там в том, что зэк хоронит труп младенца. Младенец родился на зоне после случайного залёта одной из зэчек, там с мужиком на сеновале у неё что-то случилось. Он хоронит ребёнка и думает, что это будет что-то красное, сморщенное, а он сливочный, жёлто-розовый, как статуэтка. И он глядит на этого ребёнка… И там он говорит: «Чувства мои трудно было определить, но вернее всего, как ни странно, это было чувство благодарности». Благодарности за то, что ему кто-то вернул напоминание о человеческом облике. Если бы это был шаламовский рассказ, он бы этого ребёнка сожрал, понимаете. Вот это был бы Шаламов. А это Демидов, тут совсем другая история.
«Когда будет ваша книга о Катаеве?»
Моей не будет. О Катаеве пишет Лукьянова. У неё большой кусок уже напечатан в «Октябре». Книга, насколько я знаю, на две трети готова и будет, по всей вероятности, осенью 2017 года.
«После сорока появилось чувство бренности жизни, — счастливец вы, Андрюша! Что-то поздно оно у вас появилось. — Нет ужаса, но изменился взгляд на окружающих. По-иному читаю книги и смотрю хорошие фильмы. Радость, несмотря на абсурд. Это нормально?»
Нормально. Та же самая благодарность. Потому что у вас появилось восхищение перед человеческой природой, которая творит прекрасное вопреки своей смертности. «Слава безумцам [храбрецам], которые любят, зная, что этому будет конец!» — это из Шварца, из «Обыкновенного чуда».
Пожалуй, кстати, к вопросу о переменах в мировоззрении. Я стал несколько меньшее значение придавать тому, что я делаю, потому что всё-таки человек — это не слишком значимая единица, но какая-то гордость за человеческую природу меня иногда посещает. Были же у меня эти стихи:
Вот это действительно какая-то гордость, понимаете, какое-то молодечество.