Транскрипции программы Один с сайта «Эхо Москвы». 2016 Июль - Декабрь

Это же о чём стихотворение? О слепоте («Когда старый Милош слеп»), ведь Самойлов почти ослеп к старости. И вот это приятие даже слепоты, когда рядом с ним пируют старые друзья, и ты слышишь, как поёт дева у ручья, и этим можешь утешаться, — это опыт такого позднего стоицизма. Ничего подобного тоже в русской литературе нет. В ней много нытья, жалобы, а у Самойлова какая-то воинская простота, простота абсолютно воинских добродетелей, лёгкость. «Жаль мне тех, кто умирает дома». Действительно, хорошо умирать в поле:

И родные про него не знают,

Что он в чистом поле умирает,

Что смертельна рана пулевая.

…Долго ходит почта полевая.

Или уж совсем знаменитое:

Полночь под Ивана-Купала.

Фронта дальние костры.

Очень рано рассветало.

В хате жили две сестры.

Старшая [младшая] была красотка,

С ней бы было веселей,

Младшая [старшая] глядела кротко,

Оттого была милей.

Пахнул [диким] клевером и мятой

Довоенный [пахнул сонный] сеновал.

На траве, ещё не мятой,

Я её поцеловал.

И потом глядел счастливый,

Как краснели [светлели] небеса,

Рядом с этой некрасивой, —

Только губы и глаза…

После [только] слово: «До свиданья!» —

С лёгкой грустью произнёс.

И короткое рыданье

С лёгкой грустью перенёс.

И пошёл, куда не зная,

С автоматом у плеча,

«Белоруссия родная!..»

Громким голосом крича.

Что ещё мне очень нравится у Самойлова? Конечно, самое знаменитое его стихотворение, на которое, кстати, Филатов написал такую прелестную пародию, — это «Пестель, Поэт и Анна». Я не разделяю общих восторгов насчёт этого стихотворения, оно мне кажется несколько таким академичным, прохладным. И вообще я больше люблю у Самойлова его поздние стихи, а это всё-таки 60-е годы, по-моему, конец 60-х. Но гораздо больше мне нравится у него вот это понимание Пушкина и пушкинского мировоззрения. Пушкинское мировоззрение не политическое. Он интересуется политикой, он знает политику, но то, что поёт Анна, для него важнее. Почему? Потому что ему девушка не интересна? Нет. Потому что то, что поёт Анна, — это высшее оправдание мира, это его музыкальная сущность. Пестель прав:

Но времена для брутов слишком круты.

И не из брутов ли Наполеон?

«С улыбкой он казался светлоглазым». Пестель — конечно, бесконечно трогательное явление, и трогательна его готовность отдать жизнь за Родину. Пушкин в это время действительно прекрасно формулирует афористически:

— Ах, русское тиранство-дилетантство,

Я бы учил тиранов ремеслу…

Но главное, что за окном поёт Анна («Там Анна пела с самого утра»). И вот смысл, оправдание мира в том, что рядом поёт Анна, а не в самых умных словах.

Мне представляется также очень важной, конечно, поэма Самойлова «Старый Дон Жуан». Это замечательный опыт, когда ремарки встраиваются вместе с речью в один стиховой ряд.

Дон Жуан:

Чума! Холера!

Треск, гитара-мандолина!

Каталина!

Каталина:

(Входит.)

Что вам, кабальеро?

Дон Жуан:

Холера!

Раз на дню о хвором вспомни,

Погляди, как он страдает!

Дай мне руку!

Каталина:

Ну вас, старый кабальеро.

(Каталина убегает.)

Это очаровательные стихи, конечно. Но в них есть ещё и очень высокое, очень гордое нежелание каяться в старости.

Дон Жуан:

Я всё растратил,

Что дано мне было богом.

А теперь пойдём, приятель,

Ляжем в логове убогом.

Вот этот пафос наслаждения жизнью, такой анакреонтический, гедонический пафос, которого тоже после Пушкина не было, пафос очень аристократический, потому что он не думает о смысле, он думает о музыке. И точно так же о музыке думает у него Моцарт. «Моцарт в лёгком опьянении шёл домой», — помните?

Ох, и будет Амадею

Дома влёт.

И на целую неделю —

Чёрный лёд.

Ни словечка, ни улыбки.

Немота.

Но зато дуэт для скрипки

И альта.

Понимаете, может быть, поэтому Самойлов так и пил много. А почему было не пить? Про него, кстати, замечательно Слуцкий говорил (по-моему, именно Слуцкий, да?): «Мы свои плохие стихи пишем, а Давид свои плохие стихи просиживает в ЦДЛ». Правильно. Не надо всё время работать, иногда и выпить надо.