Читаем Translit полностью

В первой его группе сидело человек пятнадцать собранных со всего света студентов: тихие, обложенные тетрадями, карандашами и ластиками, глаза испуганные – вот он кааак заговорит сейчас на своем языке, совсем новом для них, страшном, они кааак ничего не поймут… и их немедленно навсегда выгонят из страны за неуспеваемость!

И тогда Апельсин Апельсинович покачал головой.

И улыбнулся самой лучшей из своих улыбок.

И подошел к окну.

Во дворе рос рододендрон и цвели розы, никак не могли разойтись два крутолобых облачка в вышине и млел на солнце красный флажок с белым крестиком.

Это была Дания.

Указательным пальцем он нарисовал в пространстве окна крохотный кружок и, посмотрев на студентов, отчетливо произнес:

– Danmark… lille Danmark.

Потом, обеими руками, нарисовал внутри класса огромный круг, в который заключил всех присутствующих сразу, и сказал:

– Verden… den store verden.

Студенты многонационально заулыбались, страх в глазах исчез: столько-то слов они, конечно, уже знали – не знали только, что тут такая пропорция… такая пропорция между внешним миром и внутренним. Хотя оно, конечно, и правильно: внешний мир – он маленький, пальчиком очертишь, зато внутренний мир – большой, на него и двух рук не хватит, и ни скольких угодно не хватит.

И – улыбались дальше…

Сильно пожилой индус в сиреневой чалме (с… бриллиантами?).

Малюсенькая китаянка без возраста – лицо, один в один, фарфоровой куколки, качающей головой, такая была у него в детстве.

Темнокожий великан – по всей вероятности, внук того, в белых штанах, который увез Зою в свою иностранную страну и бросил.

Тихий поляк в очках со стеклами минимум минус восемь.

Напоказ уверенная в себе простая-русская-девчонка.

Все улыбались: а он, дескать, Апельсин Апельсинович этот, ничего как будто… понимающий, похоже, олдинг. Пусть учит нас яблочности, хорошее дело яблочность…

Ах, неважно, что яблочности, милые мои, и яблочность, сказать по секрету, ничуть не хуже и ничуть не лучше, чем история мавританского права, которой он пока не учит… да и яблочности не будет учить, ибо учим мы, как вот только что оказалось, в том числе и не яблочности вместе с не физикой и не лингвистической стилистикой, а… но он это по секрету узнал, так что, может быть, по секрету и передаст – вот хоть кому-нибудь из них, если будет кому: фарфоровой, значит, куколке, качающей головой, или тихому поляку в очках со стеклами минимум минус восемь… как зовут-то его… Krzysztof, в журнале написано, бедный, с такими именами не приезжают за границу, тут человека родимчик хватит, прежде чем он «Кшиштоф» выговорить сможет!

– Czy pan Krzysztof trochç rozumiç po dunsku?

Вот и попался ты, пан Кшиштоф, что теперь скажешь? Всякое на свете бывает, пан Кшиштоф, jak myslisz? Да не отвечай ты, не мучься сомнениями, мы вот пока… ага, Ольга:

– Ольга, а Вы давно ли в Дании?

Вот и Ольга попалась… и все вы, милые мои, попались в лапы старой педагогической лисы, хитроумного Апельсина Апельсиновича: все-то он про вас знает, все-то понимает – и на каждого из вас хватит у него и яблочности, и кошачести, и теплоты, уж будьте спокойны.

И вместе они смотрят в окно – на маленькую Данию, случайно объединившую их… такую милую Данию, такую все-таки милую маленькую Данию! И вместе же – они заговорят когда-нибудь на ее языке: не сразу, потихонечку, слово за словом…

Число выражения характеризует главные элементы личности, ведущие черты характера и поведения.

Интересно, что числа выражения получились разными для России и для Дании. Если на первой родине ЧВ равно 8, то на второй – 6.

«Восьмерки» обладают достаточно цельным характером, обостренным чувством справедливости. Бурная энергия «восьмерок» нуждается в том, чтобы ее направляли в правильное русло, чтобы кто-то помог найти ей подходящее применение. «Восьмерки» бывают весьма требовательны, непримиримы, прямолинейны, им свойственны несговорчивость, бескомпромиссность, верность собственным принципам и полный отказ от полумер. Им необходимы постоянные усилия, они ищут деятельности, постоянно стремятся проявлять инициативу, очень плохо переносят зависимость от кого-либо или чего-либо, всегда находятся в поисках равновесия.

Планеты «восьмерок» – Марс и Сатурн, стихия – Земля.

В личных отношениях для них характерно стремление господствовать, навязывать свои пресловутые принципы, упорство, граничащее с упрямством, верность своим пристрастиям.

Вообще у «восьмерок» характер более чем определенный, никакой расплывчатости. Порой они склонны идти на риск и очень хорошо умеют противостоять соперникам. В некоторых случаях упрямство их переходит границы разумного, становится чрезмерным, они стоят на своем, не желая слушать никаких доводов, – и иногда это может вылиться в приступы внезапной агрессии.

Перейти на страницу:

Все книги серии Самое время!

Тельняшка математика
Тельняшка математика

Игорь Дуэль – известный писатель и бывалый моряк. Прошел три океана, работал матросом, первым помощником капитана. И за те же годы – выпустил шестнадцать книг, работал в «Новом мире»… Конечно, вспоминается замечательный прозаик-мореход Виктор Конецкий с его корабельными байками. Но у Игоря Дуэля свой опыт и свой фарватер в литературе. Герой романа «Тельняшка математика» – талантливый ученый Юрий Булавин – стремится «жить не по лжи». Но реальность постоянно старается заставить его изменить этому принципу. Во время работы Юрия в научном институте его идею присваивает высокопоставленный делец от науки. Судьба заносит Булавина матросом на небольшое речное судно, и он снова сталкивается с цинизмом и ложью. Об испытаниях, выпавших на долю Юрия, о его поражениях и победах в работе и в любви рассказывает роман.

Игорь Ильич Дуэль

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Там, где престол сатаны. Том 1
Там, где престол сатаны. Том 1

Действие романа «Там, где престол сатаны» охватывает почти весь минувший век. В центре – семья священнослужителей из провинциального среднерусского городка Сотников: Иоанн Боголюбов, три его сына – Александр, Петр и Николай, их жены, дети, внуки. Революция раскалывает семью. Внук принявшего мученическую кончину о. Петра Боголюбова, доктор московской «Скорой помощи» Сергей Павлович Боголюбов пытается обрести веру и понять смысл собственной жизни. Вместе с тем он стремится узнать, как жил и как погиб его дед, священник Петр Боголюбов – один из хранителей будто бы существующего Завещания Патриарха Тихона. Внук, постепенно втягиваясь в поиски Завещания, понимает, какую громадную взрывную силу таит в себе этот документ.Журнальные публикации романа отмечены литературной премией «Венец» 2008 года.

Александр Иосифович Нежный

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги

12 великих трагедий
12 великих трагедий

Книга «12 великих трагедий» – уникальное издание, позволяющее ознакомиться с самыми знаковыми произведениями в истории мировой драматургии, вышедшими из-под пера выдающихся мастеров жанра.Многие пьесы, включенные в книгу, посвящены реальным историческим персонажам и событиям, однако они творчески переосмыслены и обогащены благодаря оригинальным авторским интерпретациям.Книга включает произведения, созданные со времен греческой античности до начала прошлого века, поэтому внимательные читатели не только насладятся сюжетом пьес, но и увидят основные этапы эволюции драматического и сценаристского искусства.

Александр Николаевич Островский , Иоганн Вольфганг фон Гёте , Оскар Уайльд , Педро Кальдерон , Фридрих Иоганн Кристоф Шиллер

Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза