Трансперсональный проект: психология, антропология, духовные традиции. Том II. Российский трансперсональный проект

Язык Даниила Андреева достаточно сложен и содержит удивительную попытку классифицировать реальность за пределами ее самой, с новыми обозначениями, со специфической авторской терминологией. По этой причине его тексты становятся не более понятными, чем язык апокрифов со своеобразной символикой и полисемантичностью содержания. Одновременно нужно признать, что вклад Андреева в трансперсональную психологию еще недостаточно оценен, и, возможно, адекватная оценка возможна лишь в тот момент, когда преобразуется сам человек и приобретет многомерность видения мира.

23. Итоги и особенности российского трансперсонального проекта первой половины XX века

Мы проследили истоки русского трансперсонализма и обнаружили, что отечественная традиция трансперсональной психологии имеет ряд отчетливых истоков. Среди них мы выделили девять основных истоков или корней российского трансперсонального проекта: шаманизм; язычество; исихазм; Достоевский и Толстой; русская религиозная философия теософия; антропософия; «Четвертый путь» Г.И. Гурджиева; русский космизм. Примечательно, что некоторые из этих корней могли быть в числе истоков и американской трансперсональной традиции. К таковым мы могли бы отнести Достоевского и Толстого, теософию, антропософию и «Четвертый путь» Г.И. Гурджиева. Ряд мощных трансперсональных идей несет философская антропология М.М. Бахтина и системный подход А.А. Богданова.

Особенности российской ментальности, «русский дух» наиболее недоступен для иностранца. Эта труднофиксируемая в категориях первооснова национального бытия труднее всего подвержена разрушению при всяких социальных катаклизмах и надежнее всего хранит и передает особенности русского национального характера. Если она разрушается, нация умирает.

Обратим внимание на две черты «русского духа». В ряде работ отечественных исследователей (например, академика Д.С. Лихачева) отмечается особое место пространства в русском национальном сознании. Его русский переживает как простор, как то, куда вырываются из неволи, как чистую потенциальность бытия, если попытаться выразить это на философском языке. На психологическом уровне – это воля, свобода, полноценное дыхание, т.е. духовная жизнь, не стесненная мирской скорбью.

Все поиски «русской Шамбалы» – града Китежа и Беловодья свершаются в просвете этого простора. И еще, пространство, простор первичнее – времени, которое для русского не имеет такого значения, как для западноевропейца, и оно тяготеет над русской душой, истощая ее своею безмерностью. М.М. Бахтин отмечал эти же особенности в поэтике романов Достоевского, где ключевые сцены происходят одновременно, в сталкивании личностных и исторических времен в одном пространстве.

Вторая особенность «загадочной русской души» – это почти полное отсутствие личности в западноевропейском смысле слова и всех ее коррелятов в виде гражданского общества, правового государства, демократии, рыночной экономики, декларации прав человека. В общественном смысле личность в России законсервировалась на уровне раннехристианской «ипостаси». Эту особенность проще всего продемонстрировать на геральдическом символе (гербе) Москвы, много веков являющейся символом «всея Руси», где изображен Георгий Победоносец, поражающий пикой Змея. Мы, русские, на протяжении многовековой истории поражаем пикой свое природное, телесное начало, и поэтому мы так духовны с точки зрения обладающего личностью земного западного наблюдателя. Духовны за счет аскезы, самокарания, за счет отсутствия личности. Порядок второго (небиологического) рождения русского отличен от развития человека западного общества. Там, вслед за рождением тела, следует развитие личности и уж затем, если повезет, может родиться и духовность.

У нас же вслед за биологическим рождением следовало поражение пикой Змея и через этот подвиг рождение духа (для этого в быту достаточно обычного российского страдания и неприкаянности), и только отдельные, удачливые и наиболее трагические по судьбе индивиды (Чаадаев, Герцен, религиозные философы, Столыпин и тому подобные «лишние люди») становились личностями.

Тема целостности, единства, всеединства, соборности является, пожалуй, ключевой в русском менталитете. Все религиозные философы отдали ей весомую дань. Русская мысль – за исключением ее промарксистской ветви – всегда ставила эту тему во главу всяких поисков.

В космизме Н.Ф. Федорова – это целостность человеческого рода, требующая физического воскрешения всех предков, у В.С. Соловьева – это преодоление всех «отвлеченных начал» и единство теологии, философии и религии, у Л.П. Карсавина развита теория симфонической личности – как конкретное выражение ее соборности.

В науке подобные целостные, или, выражаясь современным языком, «глубинно-экологические», представления были ярче и оригинальнее всего выражены В.И. Вернадским.