Транспортный вариант

Сабодаш рассказал про Видока:

— Знаменитый сыщик был в отставке, когда одна фирма предложила ему расследовать систематические хищения денег. В указанный день ему представили всех сотрудников: все проверенные, все выше подозрений.

Внезапно Видок остановился рядом с одной из сотрудниц: «Мадам, вы берете деньги из кассы!» От неожиданности она тут же призналась…

Звонок прозвенел коротко. Медсестра сняла трубку:

— Отделение реанимации…

Денисов увидел, как она сразу изменилась в лице.

— Сейчас, — пролепетала она. — Здесь дежурный врач… — она протянула трубку между Денисовым и Сабодашем. Стояла ни жива ни мертва.

Денисов вышел в приемное отделение, набрал нужный номер.

— Откуда разговаривают с аппаратом… — он сообщил реквизиты.

— Сейчас…

Старшая смены на телефонном узле отошла в аппаратную.

Минуты потекли медленно. На стене, —на уровне головы, против Денисова висела, фотография здания Научно-исследовательского института имени

Склифосовского. Денисов вгляделся в снимок. Авторы всех справочников, которые Денисову попадались, утверждали, что полукруглая двойная колоннада бывшего Странноприимного дома, изображенного на фото, по оригинальности не имела аналогий в мировой архитектуре.

— Звонили из телефона-автомата номер… — голос старшей смены остался бесстрастным. — Измайловский проспект, дом… Уличная кабина.

«В районе пансионата…» — понял Денисов.

В зеркале заднего вида Денисову, сидевшему на втором виденье, было видно довольное лицо Антона, толстая шея, взъерошившиеся, пшеничного цвета усики, — Виктория! — Сабодаш подмишул.

Перед отъездом из Склифосовского он досказал медсестре, как великий сыщик сам объяснил свой успех: "От этой уже не первой молодости дамы пахло дорогими духами. Оклад ее сравнительно невелик. Я подумал:

«Если у дамы есть молодой друг…»

— Какой у него голос? — спросил Денисов.

Он жалел, что не мог одновременно запрашивать справку телефонного узла и отвечать по телефону человеку, справлявшемуся о здоровье Дернова.

— Голос прохиндея… — несмотря на отвратительную видимость, непрекращавшийся снег с дождем, Антон со вкусом, широко и на приличной скорости заложил очередной вираж, обгоняя «Жигули».

Машину он водил неплохо.

— И долго вы говорили? — Денисов удобнее расположился у себя на сиденье.

— Минуты полторы. Он спросил: «Вы дежурный врач?» — «Да, — отвечаю. — Я врач. Что вы хотели?» — "Насчет состояния здоровья Дернова. Из милиции.

Когда можно будет его допросить?"

Ехали быстро. С самого начала Антон гнал лихо, вложив в скорость свою уверенность в успехе дела.

— Я потянул время. «Вы инспектор?» — спрашиваю.

«Да, отделения милиции при вокзале». У меня хватило ума промолчать:

«отделения», а не «отдела»! «При» вокзале! Он спрашивает дальше: «Как его состояние? Жить будет?» «Нет, — говорю, — скорее всего нет. Из жизни уходит молодой человек, который должен бы еще жить да жить…» Мы поговорили еще, потом он положил трубку.

Несколько минут Денисов обдумывал услышанное.

Мелькали белые от снега переулки, впереди показалось метро

«Лермонтовская», Денисов спросил:

— О чем вы еще говорили?

— В общем, ни о чем. Я представил себя дежурным врачом. Сказал то, что, на мой взгляд, сказал бы, разговаривая с работником милиции: «примите меры розыска», «преступник этот особо опасен, должен понести наказание». Говоря честно, мне хотелось подпортить ему настроение.

Ехали молча. На заднем сиденье пахло медвежьей шкурой, которую Сабодаш привез из отпуска из дома, с Алтая.

Они подъезжали к Курскому вокзалу. Внизу, ниже уровня Садового кольца, мелькнула гофрированная крыша громадного зала для пассажиров, прямо напротив, под арку транспортного управления внутренних дел, улица Чкалова, сорок, въезжала машина.

— Какие «меры розыска», Антон? — спросил Денисов. — Тормози!..

Сабодаш сбросил скорость.

— Ты знаешь! — Антон уже догадался о своей ошибке. В зеркале показались его расстроенные глаза. — Я плохой дипломат! Мне легче, наверное, было б один на один с ним, как Белогорлова… Может, все-таки ничего? Как думаешь?

Денисов покачал головой:

— Останови у автомата: надо предупредить Бахметьева, а он поставит в известность Сапронова.

— Так все хорошо началось, — сказал Антон, Денисову стало жаль его. —

Разговаривали меньше двух минут!

— Позвоним. И надо ехать в пансионат, Я до конца не уверен. Но думаю, он уже скрылся.

11

— …Все открылось мне, как всегда, вдруг! И без связи с предыдущим. Я не умею логически мыслить, просто:

чувства приводят меня к готовым выводам. Последний раз я видел его, когда мы вместе ехали в электропоезде.

Народу в вагоне почти не было. Я сидел у окна и думал об отце. О том, как мы с матерью везли урну с его прахом из крематория на кладбище в

Востряково. Ездили вдвоем, урна лежала в сумке, которую я вез. «Та-акое горе!..» — повторяла мать поминутно. На нее больно было смотреть. А вокруг стояла весна. Самое начало мая.

Только что прошел первый ливень. Земля в Вострякове парила, и на памятниках сверкали ослепительные капли.