Транзит

– Ну да? Просто удивительно! Разве у него виза не в Штаты? Ведь в Мексику едут только…

– Знаешь, Пауль, мне кажется, ты был тогда прав, я ведь ничего не смыслю в искусстве, но думаю, что твой друг, этот Вайдель, умел писать.

Паульхен как-то странно взглянул на меня.

– Ты точно выразился, когда-то он действительно умел писать. А его последние вещи – как бы это сказать… они куда бледнее…

– Повторяю, Пауль, я ничего в этом не смыслю. Я прочел только одну вещь этого Вайделя… Последнее, что он написал. Я, конечно, ничего не смыслю, но мне понравилось…

– Как она называется?

– Не знаю.

Тогда Пауль сказал!

– Сильно сомневаюсь, чтобы человек его типа смог бы написать что-нибудь толковое в Мексике.

От изумления я не мог слова вымолвить. Теперь мне нечего было стыдиться того, что мы встретились так холодно. Ведь он даже не знал, что Вайдель погиб! Может быть, он и не мог ничего узнать о Вайделе в водовороте войны?… А может быть, все-таки мог?… Во всяком случае, должен же он был всех расспрашивать, искать, никому не давать покоя. Ведь погибший был его товарищем. Теперь я еще лучше понял, почему у Вайделя не было охоты продолжать всю эту канитель. Видно, они все уже давно его бросили, и он оказался совсем один…

– Главное, у него есть виза, – сказал Пауль.

Мы помолчали, и, пока мы Молчали, голова у меня гудела.

– С визой у него тоже не все в порядке, – сказал я. – Виза выдана ему на его писательский псевдоним…

– Такие случаи встречаются сплошь и рядом. Так, значит, Вайдель не его настоящая фамилия? А я и не знал…

– Ты многого не знаешь, Пауль. – Я посмотрел ему прямо в глаза и подумал при этом: «Ты просто глуп, Паульхен, – и больше ничего. Вот в чем твоя беда. Это твой тайный недуг. А ведь я не сразу догадался об этом, потому что ты умно разговариваешь и расхаживаешь с умным видом, Но глупость так и светится в твоих карих глазах…»

– Как же его настоящая фамилия? – спросил Пауль.

Я подумал» «Жив ли твой друг или нет, это тебя не интересовало, а вот эта болтовня насчет псевдонима вызывает у тебя живейший интерес».

– Его зовут Зайдлер, – сказал я.

– Просто удивительно! – воскликнул Паульхен. – Брать псевдоним Вайдель, когда тебя в действительности зовут Зайдлер! Я поручу нашему комитету заняться этим случаем – я там имею некоторый вес.

– Если бы ты смог уладить это дело, Паульхен! Ведь у тебя в руках такая власть!.. Ты имеешь такое влияние на многих людей!

– Да, конечно, я имею некоторое влияние в определенном кругу. Пусть Вайдель к нам зайдет.

«Пауль где-то пристроился, – подумал я. – Укрылся за каким-то письменным столом. Разве не был он всякий раз, как я его встречал, в безвыходном положении? В Нормандии? В Париже? Он глуп, это бесспорно, именно поэтому у него не бывает никаких срывов. Он должен напрячь все свои слабые силенки, употребить весь свой жалкий умишко, чтобы за что-то ухватиться, к кому-то примазаться и таким образом удержаться на поверхности. В Париже он прилип, если мне не изменяет память, к какому-то торговцу шелком, мужу лучшей подруги…»

– Вайделю теперь трудно встречаться с людьми, – сказал я. – Он стал очень замкнут. Уладь ему это дело, что тебе стоит? Ты ведь все можешь, у тебя такой опыт… Нужна ведь только телеграмма…

– Я поручу это своему комитету. Хотя, должен тебе сказать, что эта, как ты выразился, «замкнутость» Вайделя мне глубоко неприятна, она мне кажется напускной. А ты уже успел стать его кули?

– Кем я успел стать?

– Его кули. Старая история… Вайдель всегда находил себе кули, но потом они неизменно порывали с ним, да еще со страшным скандалом. Что говорить, Вайдель умеет околдовывать людей, но лишь до поры до времени. И с женой у него вышло то же самое.

– Паульхен, а что за женщина его жена?

Он задумался.

– Не в моем вкусе. Она…

Без всякой причины мне почему-то стало не по себе, я я перебил его:

– Так договорились, ты сделаешь для бедняги Вайделя все, что будет в твоих силах. Ведь, как ты сам сказал, ты имеешь известное влияние в известном кругу. Кстати, не можешь ли ты мне одолжить несколько франков?

– Дорогой мой, не ленись постоять два-три часа в очереди в каком-нибудь комитете.

– В каком комитете?

– Господи, да в любом! Можно у квакеров или у марсельских евреев, можно и в «Хисем», в «Хайас», у католиков, у Армии спасения, у франкмасонов…

И Паульхен поспешил уйти. Торопливым шагом спустился он вниз по Каннебьер, и через мгновение я потерял его из виду, словно его смыло волной.

VII

Когда я возвращался к себе в отель, меня окликнула хозяйка. Как всегда, она выглядывала из окошечка своей каморки под лестницей. Я еще никогда не видел ее во весь рост – только голову и плечи в окошке. С этого поста она равнодушно, но внимательно наблюдала за тем, как входят и выходят ее постояльцы. Она сказала, что мне повезло – в мое отсутствие полиция вновь устроила облаву и увела мою соседку.

– Почему?

– Потому, что она проживает в Марселе одна – ведь в прошлый раз увели ее мужа. Всех женщин, которые живут в Марселе без мужей, не имея при этом соответствующих удостоверений, отправляют теперь в новый женский лагерь под Бомпаром.