Трапеция (ЛП)

- Вперед, – Анжело взял его за локоть и подтолкнул к входу.

Марио все еще молчал. Томми знал, что некоторые артисты перед

представлением волнуются больше, чем другие. Он и сам был бы рад подойти к

аппарату ближе, чем на фут, без тошноты. Но Марио выглядел так, будто

происходящее казалось ему сном.

Анжело быстро улыбнулся Томми:

- Ну, хорошо, парень, все нормально. Ты проделывал это сто раз, и этот ничем не

отличается.

Потянувшись мимо мальчика, он схватил Марио за локоть.

- Мэтт, ты натянут, как струна. По-прежнему чувствуешь удачу? Если нет, я не

против.

Марио ответил что-то, но что именно Томми не разобрал из-за многократно

усиленного голоса Джима Ламбета.

- Летающие Сантелли…

Томми сделал глубокий вдох. Его пошатывало, как будто ноги вдруг стали

короткими и не доставали до земли. Он старался идти, как другие: медленными

размеренными шагами, не глядя ни направо, ни налево. Когда торжественная

музыка без перехода сменилась грациозным бодрым вальсом, Томми повернулся, собрал тяжелые накидки и передал униформисту. На лестнице он был

последним, огни били в глаза.

Ступив на мостик, Томми почувствовал себя как в первый раз – не слишком-то

твердо – и взялся за боковую стропу. Рука Марио, крепкая и уверенная, легла на

плечо. Было холодно – и внутри, и снаружи. В свете прожекторов трапеции

выглядели другими – тонкими странными темными линиями. Анжело и Папаша

Тони на второй ловиторке тоже смотрелись по-другому, больше, чем обычно. До

сознания долетали обрывки слов:

- Впервые на арене… самый юный воздушный гимнаст, когда-либо выступавший в

цирках Америки… к Сантелли присоединился новый член труппы… Марио и

Томми Сантелли на двойной трапеции…

Когда они спустили трапецию, Марио шепнул:

- Свет глаза не слепит?

- Нет.

- Хорошо… вперед!

Внутренние часы начали отсчитывать ритм без участия сознания. Раз: четыре

ладони хлопают о перекладину. Два: долгое скольжение, высокий пик, возвращение. Три: снова пик – во вспышке незнакомых огней Томми увидел

тонкую темную линию сетки внизу. Четыре: полет в пустоте, шлепок рук Папаши

Тони об его запястья, напряжение плечевых мышц… Не видя, Томми знал, что

Марио так же попал в хватку Анжело, и тела их сейчас изгибаются с отточенным

до автоматизма сходством. Обратный кач, переворот лицом к мостику, снова

полет, секундный ужас, от которого он так никогда и не избавился – а вдруг

трапецию отнесло ветром – нахлынувшее облегчение, когда перекладина

оказывается под пальцами, равновесие, чтобы ни один край не перевесил, не

испортил полет. Стиснутые ладони. Долгий грохот барабанов, или это

собственное сердце? Ноги ощутили поверхность мостика, и Томми услышал свои

первые аплодисменты – накатывающие, нарастающие, будто шум крови в ушах.

Странно, но он не ощущал ни восторга, ни гордости, только причудливое

опустошенное облегчение. Восторг придет позже.

Он смотрел, как убирают трапецию. Позже – Томми слышал, как это обсуждали –

он будет осенять себя крестом в этом небольшом перерыве. Но не в первый раз.

На мостик ступил Папаша Тони, и Марио отцепил одиночную трапецию.

- Хорошо, – шепнул он, – ты справился. Теперь не путайся под ногами.

Томми напряженно следил за трюками, которые знал до того хорошо, что мог

увидеть их во сне. Двойное заднее сальто Марио, два с половиной сальто вперед

Папаши Тони, пассаж.

Нервно потирая запястья, Марио прошептал:

- Освободите больше места.

Передав Марио перекладину, Папаша Тони что-то тихо сказал. Томми не

разобрал слов, но уловил вопросительную интонацию. Марио кивнул. Папаша

Тони поднял руку, давая сигнал Ламбету. Обычно финальным трюком было

двойное с пируэтом – два сальто с полувинтом между ними. Номер закрывал

Папаша Тони, хотя в последнее время вместо него, бывало, выступал Марио.

Сегодня Большой Джим выкрикнул имя Марио.

- А теперь… леди и джентльмены… труднейший трюк в истории воздушного

полета… Марио Сантелли попытается исполнить тройное сальто в руки к

ловитору… Марио Сантелли!

Томми вскрикнул вслух.

Я и не знал…

Марио сошел с мостика. Лишний раз раскачавшись, направил трапецию вперед, вперед, на практически неправдоподобную высоту. Когда стропы почти

сложились, он отпустил перекладину, опрокинулся назад в невероятно быстром

кувырке, затем сделал второй – немыслимым образом выше, чем первый, третий, падение… Томми забыл, как дышать… В последнюю долю секунды Марио

выпрямился, и Томми почувствовал (с рывком, от которого стало больно глубоко

внутри), как его запястья встретились с руками Анжело. Хватка было

соскользнула, но в последний момент, когда казалось уже, что он улетит в

черную пустоту позади ловитора, укрепилась.

Собственное отрывистое дыхание звучало громче, чем крики и отдельные

аплодисменты. Марио и Анжело качались вместе, Анжело сиял.

Легко прыгнув обратно на мостик, Марио повернулся к зрителям, изящно поднял

руку и помахал, ожидая оваций. И они пришли – оглушительные, становясь все

громче и громче. Один за другим гимнасты ныряли в сеть, кувыркались с ее края

и покидали манеж, и клоуны выбежали на финал.

Томми почти забыл, что сегодня исполнилась мечта всей его жизни. Исполнилась