Трапеция

— Что?

— Семейная шутка, — криво усмехнулся Марио. — Забудь.

Но слова вовсе не звучали шуткой, и Томми вдруг спросил:

— У тебя есть девушка?

Марио неожиданно взъярился.

— Откуда у меня, черт возьми, время на девушек? Восемь месяцев в году я в разъездах, а остальные четыре работаю. Какие, к черту, девушки!

Но Томми понимал, что дело здесь нечисто. У некоторых мужчин, путешествующих с цирком, было по девушке в каждом городе. Не говоря уже о том, что в самом шоу на каждого мужчину приходилось по две женщины. О чем Марио говорит? Но настаивать Томми не стал. Вместо этого он вернулся к заключенным в рамку правилам.

— Что там последнее, насчет дисциплины?

— Тщательное соблюдение дисциплины, — откликнулся Марио, — признак настоящего артиста.

— Тщательное соблюдение дисциплины — признак настоящего артиста, — повторил Папаша Тони из дверей.

Он вышел на пол, и Томми заметил, что Папаша идет босиком — даже мягкие тапки снял. Но и босиком, с закатанными рукавами он все равно выглядел королем в своих владениях.

— Подождал бы с экскурсией до завтра, Мэтт, — мягко упрекнул он. — Томми наверняка устал и голоден.

Однако Томми ощутил, что Папаша, напротив, доволен. Приблизившись, он положил руки им на плечи.

— Вижу, тебя уже познакомили с традициями нашей семьи. Он рассказывал тебе, сколько лет семья ди Санталис выступала здесь и в Европе? Но не давай им себя запугать, сынок. Здесь ты один из нас, с теми же правами, что и остальные.

А за этой дверью, — Папаша Тони вдруг улыбнулся, и улыбка озарила все его лицо, — ты тоже один из нас.

Томми даже не верилось, что строгий старик, которого он так боялся, умеет столь тепло улыбаться.

— Я хочу, чтобы ты услышал то, что я говорил семье — и твоему отцу тоже. Мы не берем в труппу чужих, Томми. Любой, кто участвует в номере, кто носит нашу фамилию на манеже, становится одним из нас. Мы будем относиться к тебе, как к одному из нас — как к сыну, как к брату, а не работающему с нами чужаку. Но послушай меня, сынок, — он крепко сжал Томми за плечи. — Это означает большую ответственность. Пока ты не пожелаешь быть одним из нас, не гостем, не чужим, а нашим ребенком, хорошим послушным сыном, младшим братом — ничего не получится. Здесь нельзя быть чужаком.

Заробевший от серьезности слов, Томми, однако, растрогался. И тихо выговорил:

— Я постараюсь, сэр.

— Славно, славно, — Папаша Тони отпустил его и потянул носом. — Похоже, еда готова. Скоро Люсия позовет к обеду. Мэтт, отведи Томми наверх и покажи, где столовая.

— Разумеется. Пойдем… — поколебавшись, Марио бросил взгляд на Папашу Тони, потом со смехом хлопнул Томми по плечу. — Пойдем, братишка.

Томми вдруг ощутил, что замерз, страшно устал и, несмотря на плотный завтрак, проголодался как волк. Оживление, поддерживающее его во время поездки и знакомства с домом, утекло, как вода. Интересно, что на обед? Пахло вкусно, но абсолютно незнакомо. Перед тем, как выйти из зала, он послушно встал на колени рядом с Марио, чтобы забрать обувь из ящика.

ГЛАВА 8

Когда Томми вошел в зал несколько дней спустя, там было темно, но из полуоткрытой двери раздевалки выбивался лучик света. Внутри обнаружился Марио, стоящий на коленях между двумя огромными коробками.

— Ты что там делаешь? Молишься?

— Не совсем, — Марио выпрямился. — Домашние обязанности. В следующем году свалим их на тебя. Младшие вечно делают всю грязную работу.

В воздухе стоял любопытный запах: камфара, клей и еще что-то непонятное.

Марио снова склонился над коробками.

— Каждый год мы бьем себя в грудь и клянемся, что займемся этим, как только кончится сезон. И каждый год сваливаем все в коробки и рассказываем друг другу, насколько легче будет разобрать все дома. А потом вдруг наступает

Новый год, и пора готовиться к новому сезону.

Томми забыл разуться. Быстро и виновато он распутал шнурки и отнес обувь в ящик. К тому времени, как он вернулся, Марио покончил с поверхностным осмотром и перевернул одну из коробок вверх дном. Спутанная черно-зелено-бело-золотая масса шлепнулась на пол и развалилась на отдельные тряпки.

Вторая коробка подверглась той же процедуре, рассыпав шарики от моли по всем углам, и Марио принялся без энтузиазма рыться в тряпичной горе.

— Ну и бардак, — поймав взгляд Томми, он улыбнулся. — В конце сезона всё сваливают в одну кучу, а моя работа — разобрать это барахло. Выбрать, что еще приличное, что можно починить и носить на тренировки, что надо выбросить, чтобы дом не захламлять.

Томми это показалось странным и забавным. На гастролях Сантелли были методичны до фанатизма. Он озвучил свои мысли Марио.

— Ага, а к концу сезона мы так устаем перепроверять каждую мелочь по три раза, что в последнюю ночь просто запихиваем все в ящик и едем домой побыстрее.