Трапезундская империя и Западноевропейские государства в XIII–XV вв.

Мы полагаем, что имеются основания датировать начало прямых контактов пап с Великими Комнинами не позже чем серединой XIII в. Однако с особой остротой вопрос об отношении Трапезунда к папству и латинскому вероучению встал в период заключения Лионской унии (1274)[715]. Византийский император Михаил VIII решился на этот шаг ради устранения прямой угрозы своему государству с Запада, где складывалась сильная анти-византийская коалиция во главе с королем Сицилии и Южной Италии, графом Прованса Карлом Анжуйским, папским вассалом[716]. Уния вызвала сильную оппозицию как в самой Византии, так и в других греческих государствах. Вспыхнула ожесточенная борьба, в ходе которой Михаил Палеолог прибегал к кровавым репрессиям против врагов унии внутри империи и стремился обеспечить ее признание во всех областях греческого Востока. Когда Михаил VIII на Влахернском соборе в апреле. 1277 г. торжественно заявил о принятии латинского символа веры и догмата о папском примате, отношения в Византийской империи предельно обострились, и Трапезунд стал одним из центров иммиграции противников унии[717]. В отличие от Византии Трапезунд в тот момент нс был непосредственно заинтересован в союзе с папством: ему не грозило нападение с Запада, не требовалось еще помощи последнего в борьбе с турками, как в XV в.; выгоды итальянской торговли пока не ощущались, а сами фактории Двух республик еще не были основаны. Уния никогда не была популярной и среди народных масс: всякое изменение канонов, традиций, обрядовой стороны культа в византийском мире грозило вызвать такую бурю негодования, что церковь могла потерять свое влияние на ортодоксальных прихожан и эффективность ее воздействия на угнетенные классы резко бы снизилась[718]. Политическая ситуация, борьба за гегемонию в византийском мире, слабость связей с католическими державами в тот период, анти-униатские настроения практически всех слоев населения империи подводили правящие других государства и церкви к решительному противодействию унии. Показательно, что в 1274 г. ни один из епископов Трапезундской империи не подписал протокола Константинопольского собора, утверждавшего условия унии[719].

Основным источником, проливающим свет на связь этих событий с Трапезундом, является отчет протонотария Огерия о переговорах Михаила VIII с папскими послами, прибывшими в Константинополь, вероятно, весной 1278 т.[720]. В это время папа Николай III (1277–1280) стал проводить более жесткий курс на безусловное исполнение унии византийской стороной, вплоть до установления полного единства в литургии византийской и католической церквей и признания всех положений католической догматики[721]. С этой целью уже в начале 1278 г. в Константинополь прибыли папские послы Марко и Марчето. Во время переговоров с ними Михаил VIII указывал на сложности в исполнении всех условий унии, ссылался на козни ее противников. Михаил жаловался, что неверные (противники унии) отправились к трапезундскому правителю, правнуку Алексея, основателя Трапезундокого государства, и объявили, что они готовы примкнуть к нему, если он назовется императором, так как Михаил VIII стал еретиком и подчинился папе. Известно, что трапезундский правитель с момента образования империи на Понте именовался василевсом, хотя в XIII в. он не признавался таковым Никеей, а затем и Византией[722]. С целью оправдания перед папой Михаил VIII стремился переложить часть вины на «похитителя» прав византийской короны. В Отчете Огерия вопреки тому, что мы знаем об употреблении титула василевса в Трапезунде, сказано: местный правитель «провозгласил себя императором и был коронован и облачился в одеяния, подобающие императорскому сану, и установил придворных, и стал почитаться как император»[723]. Если принять датировку Лёнертца, в это время в Трапезунде правил Георгий. Он занимал трон с 1266 г., т. е. уже 12 лет. Не запоздалой ли тогда была коронация?