Трапезундская империя и Западноевропейские государства в XIII–XV вв.

Тема «Трапезунд и Запад» начинается с основания Латинской империи, с того времени, когда последствия целой эпохи первых крестовых походов проявились особенно рельефно в отношении византийского мира. Эта тема имеет свой исторический и логический конец в середине XV в. — эпохе, когда папы в последний раз пытались возродить обветшалую идею священной войны и противопоставить латинский Запад растущему могуществу османской державы.

Едва образовавшись, Понтийское государство выступило с лозунгом реставрации Византийской империи[861]. Этот лозунг имманентно имел антилатинскую направленность. Неудивительно, что в трапезундских владениях находило прибежище покинувшее латинский Константинополь население[862]. Именно из-за боязни латинского завоевания так быстро перешли в руки Давида Комнина города Пафлагонии, учтенные договором о разделе Византии (Partitio Romaniae)[863] крестоносцами, а также Плусиада[864]. Развитие событий 1204–1205 гг. вело к противопоставлению интересов Латинской империи и Понтийского государства. Обстоятельства круто изменились с началом соперничества закрепившегося в Вифинии Феодора Ласкаря с Давидом Комнином[865]. Первое столкновение войск последнего с соперником произошло у Никомидии ранней осенью 1205 г. Авангард Давида под командованием Синадина был застигнут врасплох и потерпел поражение. Часть отряда была изрублена, часть — попала в плен[866]. Никомидия имела большое стратегическое значение для противников. Приобретя ее, Давид, по меткому замечанию В. Лорана, «соединил» бы два моря и отрезал Ласкарю подходы к Константинополю[867]. Эта маленькая, на первый взгляд, неудача имела большие последствия — Давид оказался в положении обороняющегося в Пафлагонии, где он опирался на сильные крепости — Амастриду и Ираклию, укрепленную в его правление,[868] Давид был отрезан от выходов к тем плодородным территориям, которые составляли естественную базу для реставрации Византии. Он оказался зажатым между Латинской империей, владениями Ласкаря и сельджуками. Связанный с Трапезундской империей лишь узкой прибрежной полосой и лишенный притока значительных людских ресурсов, Давид теперь не мог и мечтать о реализации своих первоначальных планов. Логическим признанием этого и свидетельством бедственного положения понтийского правителя было его обращение к врагу Феодора Ласкаря и, в силу этого, естественному союзнику — правителю (а с 20 августа 1206 г. — императору) Латинской империи Генриху за помощью. Союзные отношения были установлены до 23 августа 1206 г.[869].

Инициатором второго столкновения был Феодор Ласкарь, предпринявший в октябре — декабре 1206 г. поход в Пафлагонию[870]. Ласкарь успел переманить на свою сторону население пограничной Плусиады и подойти к Ираклии[871]. Для никейской армии поход был нелегок: пришлось переправляться через реку Сангарий, где был обращен в бегство небольшой заслон противника[872]. Давид осуществил ряд мер для обороны: завалив путь через горные проходы и поставив искусственные заграждения на дорогах, он укрепил часть своих войск на выгодных рубежах в горах, вооружив их метательным оружием[873]. Однако расчистив проходы, Ласкарь сумел преодолеть заграждения и сжечь заслоны. Никейцы проложили удобную дорогу. Отряд, оставленный Давидом в горах, не получил обещанной поддержки и был разгромлен, попав в ловушку[874]. Пополнив свою армию за счет пленных, Феодор Ласкарь приблизился к Ираклии, где за стенами скрывался его главный противник. Панегирик рисует обреченность осажденного, которого спасла лишь вовремя подоспевшая помощь латинян[875]. Впрочем, нельзя забывать, что Ираклия была сильной крепостью с большими запасами продовольствия, излишки которого Давид Комнин позже отправил в Константинополь. Да и в дальнейшем неоднократные подступы Ласкаря под стены Ираклии не имели успеха[876].