— Проблема локальная, — повторил Колков. — Пойдёмте! Надо посмотреть, что над туннелем!
— Да ничего там нет! Поля, перелески, пара заброшенных сёл. Экспериментальная трасса скоростная, её проектировали в обход населённых пунктов… — Кондратьев махнул рукой. — Хорошо. Садись в машину, проедем немного. Может и впрямь…
В машине, неторопливо и упрямо движущейся по разбитому просёлку, Кондратьев сказал:
— Я подумал — в твоих словах есть резон. Рядом деревенька. Три развалюхи, две халупы… Никто там жить не должен, мы проверяли. А вдруг кто-нибудь поселился?
Из кустов впереди вдруг выпрыгнул линялый серый заяц, скачками пересёк просёлок, бросился в лесок. Машина вильнула, притормаживая, снова вернулась на колею.
— Развелось косых, — сказал Кондратьев беззлобно. — Однажды сбил одного, не заметил, и машина не среагировала. Прямо заповедник, зелёным на радость…
Нынче этих любителей возвращения к природе — полным-полно. У меня родная дочь с семьей в селе поселилась, представляешь? Коз растят, сыр какой-то вонючий делают, сено вручную косят… Вдруг и тут какие-нибудь натуралисты решили возрождать село, вести экологически правильную жизнь. Могла твоя дорога в такой ситуации уйти под землю?
— Могла, — сказал Колков, поразмыслив. — Интересы людей превыше всего. Дорога ведь не могла связаться с нами и объяснить проблему. Наноботы обнаружили присутствие людей и приняли решение их не беспокоить… вполне возможно!
— Если там и впрямь кто поселился — лично мерзавцев выгоню, — сказал Кондратьев. — Повсюду же плакаты, зона строительства обозначена…
Он остановил машину на околице деревни. Выглядело всё и впрямь безрадостно. Уцелело лишь несколько старых, будто из кинохроники прошлого века, бревенчатых домов, серых и трухлявых, покосившихся и осевших на углы. Коровник или хлев, более современный, из белого силикатного кирпича, но развалившийся даже сильнее, чем жилые дома. И множество совсем уж заросших бурьяном, превращающихся в земляные холмики развалюх.
— Село неперспективное, давно заброшенное, исторической ценности не представляет, — выпрыгивая из внедорожника сказал Кондратьев. — Людей… людей тоже не наблюдаю.
Колков осмотрелся. Заглянул в один из домов — дверь давно слетела с петель. В другой — там дверь была заколочена, но окна давно лишились и стёкол, и рам, учёный заглянул в один из провалов. Пол внутри местами провалился, местами топорщился гнилыми скособоченными досками.
— Жуть какая, — сказал он. — Как будто в прошлое попал. Да, нет здесь никого, и не было уже давно.
— Всё-таки, почему дорога самодвижущаяся? — неожиданно спросил Кондратьев. — Ты со словами аккуратен, назвал бы самостроящейся — я бы понял.
Колков вздохнул.
— Это из старой фантастики. В детстве читал, очень понравилось. Там дороги действительно двигались. Можно было встать на дорогу в Москве и уехать в Тверь. Или в Пекин. Мне всегда казалось, что это красиво. Даже не красиво — правильно.
— Но твоя дорога не движется.
— Когда строится — ползёт. Может быть, когда-нибудь сделаем и по-настоящему движущейся. Встал и поехал.
— Долго будет ехать, до Пекина-то.
— Дорога в тысячу ли начинается с первого шага, — Колков посмотрел на Кондратьева, виновато и стеснительно. — Вы поймите, тут же не в дороге дело, а в дураках.
— Чего? — удивился Кондратьев.
— Человечеству всегда требуются дураки. Никто и никогда с этим ничего поделать не мог. Какие угодно машины делай, как хочешь всё автоматизируй, но всегда остаётся множество скучного, монотонного, нудного труда. Труда для дураков. Копать землю, возить бетон, насыпать гравий, раскатывать асфальт взад-вперёд. Можно человека посадить в кабину с кондиционером и телевизором, платить ему хорошие деньги, только всё равно его работа останется скучной и неинтересной. И перспективы в ней нет.
— Я сам на бульдозере начинал работать, — сказал Кондратьев. На его лице напряглись желваки.
— Но не остались же? Скучно вам стало, роста захотелось. Не просто денег или уважения, а роста, развития. Но всем в начальство не выйти. Нужны простые работяги для малоквалифицированного труда. Кто-то будет книжки после работы читать, кто-то рыбу ловить, кто-то пиво пить, но работа у них всё равно будет однообразная. И вот это беда похуже дорог. Наши наноботы — они на себя берут как раз скучную работу. Они машины, им не скучно. Запустим такие дороги по всей стране — миллионы людей от нее освободятся.
— Ну и куда пойдут? В геноме ковыряться, наноботов проектировать? Это не каждому дано.
— Работа найдётся, — убеждённо сказал Колков. — Настоящая, творческая. Раньше девяносто процентов людей растили зерно и пасли стада. Сейчас пять процентов населения всю Землю едой обеспечивают. И в строительстве то же самое. Ещё будем с улыбкой вспоминать, как на стройках тысячи людей работали. Вон, у нас вся Вселенная вокруг — неужели не найдём, чем заняться?
Кондратьев захохотал.
— Да ты, дорогой профессор, и впрямь старой фантастики начитался. Думаешь, если предложить бульдозеристу лететь на Марс, сады там разводить, он согласится?
— А вы спрашивали? — с вызовом ответил Колков.