Трасса длиною в жизнь (СИ)

Когда я был ребёнком, со мной не происходило ничего интересного. Всё давалось мне легко. Ну, я, конечно, не имею в виду математику. Мне легко давалось общаться, драться, играть в футбол, побеждать.

У меня, правда, не было матери. Куда она делась, мне никогда не говорили, и я так и не узнал об этом до самого конца.

Меня воспитывал отец – мне всегда было с ним легко. Он был довольно молод, когда я родился, ему было восемнадцать, так что понимали мы друг друга довольно хорошо.

Когда мне исполнилось девять, я выиграл свой первый кубок. Отец гордился неимоверно и поставил его в витрину в книжном шкафу. А меня никогда не интересовал футбол. Я любил спорт. Само чувство борьбы. А другого способа получить свою дозу адреналина, кроме как долбить ногами по мячу, я не знал.

Многие рассказывают, как им подарили первую игрушечную машинку, и они загорелись мечтой взять гран при. Ничего такого со мной не было. Моей первой машинкой была полицейская, и она не пробудила во мне особого желания ни садиться за руль, ни надевать форму.

Я просто любил выигрывать. Мне было всё равно во что играть. И к шестнадцати годам на полке уже с трудом хватало места для моих кубков – баскетбол, спринт, бокс. Бокс, пожалуй, был самым интересным из всего. Хотя из него я тоже быстро ушёл. Я с двенадцати лет довольно серьёзно занимался тхэквондо, но никаких поясов не взял – не хватало терпения сосредоточиться на чём-то одном. Отец говорил, что моя рассеянность до добра не доведёт, но мне было пофиг. А вот парни во дворе от всего этого просто подвывали. У нас не было особых денег, но всё равно все хотели такие кеды, как у меня, и такой же рюкзак с пришитой собственными руками аппликацией «Win or Die». Они думали, это что-то поменяет внутри них. Научит их побеждать. Смешно.

Чтобы победить, надо быть готовым умереть.

Девчонки тоже были… А как же без них. Только мне всё было с ними не интересно. Парни уже вовсю улюлюкали пробегавшим мимо мини-юбкам, а мне было по барабану.

Мне было всё равно, пока не закончилось моё последнее школьное лето.

В конце августа я потянул ногу, и первого сентября отец не спешил выпроваживать меня в школу. Вопросов он никогда не задавал, считая, что когда время придёт, мозги сами встанут на место. Они и встали. Проснулся я поздно и порядком опаздывал, но всё же почему-то мне хотелось в последний раз увидеть школу в этот праздничный день. Рванул из подъезда как бешеный, размахивая в руках сумкой, и в буквальном смысле слова споткнулся о мальчишку, сидевшего перед самими дверями на корточках.

- Ты что тут делаешь, мать твою? – рявкнул я, поднимаясь с асфальта и потирая и без того болевшую ногу.

Мальчишка ошарашенно сидел на пятой точке и растерянно моргал.

Говорят, в первую очередь в таком случае замечаешь глаза. Нет, глаза я разглядел потом. Светло-зелёные, как весенняя листва, с вкраплениями охры. Первым, что я заметил, был кровоподтёк на скуле, уже начавший подсыхать.

- Эй, мелкий, приём, - я пощёлкал пальцами у него перед глазами, - тебя в кювет не занесло?

Мальчишка моргнул, и вот тут я заметил глаза. Заметил и чертыхнулся.

- Не сильно задел? – спросил я уже спокойнее, - а-ну, покажись.

Я попытался приподнять его лицо, чтобы разглядеть кровоподтёк, но он отшатнулся от меня как от чумного. Прямо так и пополз назад на своей пятой точке, продолжая испуганно моргать.

Я только хмыкнул и пожал плечами. Ну, не хочет человек, чтобы ему делали добро. Что я, бэтмен, что ли?

Короче, в школу я всё-таки опоздал. На линейке решил уже не светиться, а вот на классный час пошёл – в основном поболтать с пацанами, которых не видел уже три месяца. Перездоровался со всеми, получил по шее от Марьи Никифоровны и со спокойной душой отправился домой. Точнее – сначала в курилку на заднем крыльце школы. Только успел выйти, как вижу - на другом конце двора стоит это чудо. Хлопает глазами и прижимает к груди сумку, которую должен был бы нести через плечо. И смотрит. Куда смотрит? Не пойму.

- Это кто? – сам тогда не понял, зачем спросил у Пашки, с которым мы шли курить. Павел – человек, которого тогда я считал лучшим другом. Мы с ним вместе ходили по всем секциям со второго класса. Точнее, обычно сначала в секцию шёл я, а следом и Павел. И кеды как у меня у него тоже всегда появлялись у первого во дворе.

- Это? – Павел недоумённо посмотрел на меня, потом на чудо, а затем снова на меня. – Это Спидозный. Ты чё, Вить? Мы же вместе его на той неделе гоняли.

Я хмыкнул. Почему-то стало неприятно.

Я его не помнил. Вот совсем. Травли я сам никогда не затевал. Это больше любил делать Пашка. Но вот участвовал без зазрения совести – считал, что слабаки своё заслужили. Тех, кто нам попадался, было немало. Но вот этого Спидозного я не помнил в упор.

- И что… правда… спидозный?

Пашка пожал плечами.

- Да почём я знаю. Говорят, они все, гомодрилы, заразные.

Вот тут уже мне стало неприятно вконец. Сам не знаю почему.