Трасса длиною в жизнь (СИ)

Ян поднял брови, секунду смотрел на меня, а потом в глазах его засветилось тихое счастье.

- А можно?

Я откинулся на спинку дивана и стал думать. Второй раз провернуть всё то же, что я уже сделал, было бы проще. Сейчас я уже знал с чего начинать и где что можно достать.

- Конфигурацию нарисуешь?

Ян не только закивал, он тут же вскочил и понёсся искать какую-то бумажку. Минут двадцать сидел за столом, тщательно зарисовывая и записывая, – я всё это время висел у него над плечом и тихонечко офигевал.

- Ты откуда всё это знаешь?

Ян повернулся и быстро, но смачно меня поцеловал.

- Я понял. Батька рассказывал.

- Типа того.

Ян продолжал увлечённо записывать и зарисовывать, иногда прерываясь, чтобы что-то зачеркнуть и подписать второй вариант.

Когда он закончил, я взял листок и присвистнул.

- Ты на ней в космос лететь собрался?

- Не. Только по земле.

- Тогда зачем тебе закись азота?

- Тебе жалко?

Я поколебался. Мне, конечно, жалко ничего не было, но всё же в пределах реального.

- Я добавлю денег сколько смогу. И буду помогать собирать.

Он посмотрел на меня глазами котёнка, выпрашивающего сметану.

- Да ладно… Я-то что.

- Так поможешь?

- Само собой.

Второго Франкенштейна мы собрали куда быстрее. Понадобилось примерно четыре месяца. Кое-что в конфигурации меня удивляло, а кое-что просто не нравилось. Вопрос, зачем в Москве возможность разгона до 250 за десять секунд, я даже не пытался задавать – у всех свои тараканы. Так что спорили мы больше о том, что позволит эту самую скорость развить ещё быстрее, ещё больше и ещё сильнее. Потом целовались, пачкая друг друга маслом и иногда трахались прямо на капоте.

- Почему я не знал, что ты разбираешься в моторах? – спросил я как-то, застёгивая ему джинсы.

- Потому что никогда не спрашивал.

- Если я спрошу, где ты научился…

- Я тебе уже говорил.

- Ага… Хороший у тебя батька. Я бы познакомился.

- Не надо, - Ян в миг стал серьёзным.

- Ян?

- Забей, - он опять потянулся ко мне с поцелуем.

А я тогда подумал, что история повторяется. Что-то везёт мне на парней, которые не хотят говорить о своём прошлом… Но выводов не сделал. Да и если бы сделал, что тогда? Весной мы стали с Яном ещё ближе, и я уже никак не смог бы от него отказаться.

Где-то в конце июля мы начали вместе выбираться на пустырь. Гоняли по периметру и по прямой на скорость. Потом опять спорили, целовались и трахались – но это уже дома. Засыпали вповалку, не разбирая кто на ком лежит, чтобы на следующий день проснуться в одиночестве, – у кого-то из нас всегда была утренняя смена, а вот ночные мы старались не брать.

Я тогда почти забыл о Максе. Опять. Мне было просто хорошо. Какая-то такая бесцельная свобода, когда знаешь, что впереди только свет и ничего плохого случиться не может.

Как водится, именно эта свобода и заканчивается каким-нибудь дерьмом.

В определённом смысле так было и у нас.

Ночные смены у Яна стали появляться в конце августа – ровно, когда его тачка прочно оказалась на ходу и взяла, наконец, эти двести пятьдесят.

Я эти два события никак между собой не связал. В конце концов, Ян вполне резонно объяснил, что лето, и что народу в клубе становится больше.

С деньгами у него тоже началось какое-то не совсем понятное веселье – то густо, то пусто. Иногда он приходил ко мне просить деньги на топливо, – а иногда сам приносил какие-то дорогие и бестолковые подарки. Например, в самом начале осени он подарил мне телефон за пятьсот баксов вместо моей привычной звонилки.

Я не стал спрашивать, откуда деньги – не хотел, чтобы всё это вылилось в выяснение отношений.

Ещё через три дня он пришел мрачный и спросил, нет ли у меня пяти тысяч в долг до конца недели. Естественно, рублей. Я дал. Сказал, что возвращать не надо.

В конце недели на столе перед диваном лежали те самые – даже измятые в тех же местах – пять тысяч – и швейцарские часы с дуалтаймом в новенькой коробочке.

- Ян… - позвал я и, поднявшись, побрёл на кухню, откуда раздавалось шипение скворчащего на сковородке масла.

Ян стоял ко мне спиной в одних джинсах, сползших на бёдра, и что-то негромко мурлыкал. Ямочки у него над ягодицами на некоторое время отвлекли меня от мыслей о часах. Я просто обнял его со спины и тут же получил желанный поцелуй – правда, вместе с капелькой горячего масла, прилетевшей со стороны плиты.

- Не отвлекайся, - я напоследок провёл руками по его бёдрам, прижимая на секунду вплотную к себе, и отошёл назад.

Ян заканчивал жарить оладьи и явно пребывал в отличном расположении духа.

Только насыпав горку мне на тарелку, он уселся ко мне на колени, взял мою руку и, поцеловав запястье, спросил:

- Почему не надел?

- Я про это и пришёл спросить.

- Я просто не знал, когда у тебя день рождения, и решил, что он будет сегодня.

- Ага… - возразить я не успел, потому что Ян опять полез целоваться.

В итоге тему с происхождением часов благополучно замяли.

Какое-то время ничего необычного не происходило, а в первых числах октября Ян снова появился мрачный как туча. Долго отмалчивался, а когда я его всё-таки достал, выпалил:

- Мне нужно сорок штук баксов.

Челюсть у меня тихонько отвисла.