Трава - его изголовье

Мы долго шли по берегу реки, а затем повернули на северо-восток и начали подъем. Клены и березы с голыми ветвями сменились соснами и кедрами. В чаще леса стало совсем темно, тропы поднимались все круче, и вот мы уже карабкались по камням и валунам, передвигаясь на четвереньках по почти вертикальному склону. Сон освежил меня, и я почувствовал прилив сил. Е-Ан взбирался без устали, почти не сбиваясь с дыхания. Я попытался прикинуть его возраст. Нидцета и страдания истощили кожевника, поэтому он выглядел стариком, однако не исключено, что ему не исполнилось и тридцати лет. В нем было нечто неземное, словно он и впрямь вернулся с того света.

В конце концов мы добрались до гребня и очутились на небольшой равнине. Посредине лежал огромный камень, упавший с верхней скалы. Где-то внизу сверкала река, почти такая же далекая, как Цувано. По долине стлался дым с туманом. Облака опустились низко, спрятав горный хребет с противоположной стороны. Подъем разогрел меня, заставил даже пропотеть, и когда мы остановились, изо рта шел пар. Несколько поздних ягод краснели на голых кустах, остальная растительность сливалась с землей. Даже вечнозеленые деревья превратились в черные. Где-то капала вода, на утесе каркали две вороны. Когда они замолчали, я услышал чье-то дыхание.

Звук, размеренный и медленный, доносился прямо от камня. Я замедлил собственное дыхание, коснулся руки Е-Ана и кивнул в сторону валуна.

Он улыбнулся и тихо произнес:

– Все в порядке. Нас ждут.

Вороны снова закаркали, громко, зловеще. Я задрожал от холода, вернулись страхи предыдущей ночи. Убраться бы подальше от странного места. Мне не хотелось ни с кем разговаривать, кто бы ни прятался за камнем. Ровное нечеловеческое дыхание внушало ужас.

– Идем, – сказал Е-Ан, и я побрел за ним мимо камня, стараясь не смотреть вниз.

За валуном скрывалась пещера. С тесных сводов капала вода. За долгие века известковые отложения образовали пики и колонны, а вода выточила в каменистой породе канал, который вел к глубокому озерцу с ровным белым известняковым берегом. Сама вода казалась абсолютно черной.

Покатые своды пещеры повторяли форму горы. Внутри, на сухом месте, виднелся силуэт сидящего человека. Неподвижную фигуру легко было принять за бело-серую известняковую статую, если бы не отчетливо слышное дыхание. Невозможно было определить, мужчина это или женщина. Мне пришло в голову, что я вижу древнего человека, отшельника, монаха или монахиню, существо, утратившее половую принадлежность и приблизившееся к миру иному так близко, что практически превратилось в тень. Волосы спадали белой шалью, лицо и руки были серыми, как старая бумага.

Человек сидел на полу пещеры и медитировал. Перед ним находилось нечто вроде каменного алтаря с поблекшими цветами – осенними лилиями – и жертвоприношениями: два померанца со сморщенной кожурой, небольшой кусок ткани и несколько мелких монет. Ничем не примечательное место поклонения божеству горы, за исключением высеченного на камне знака Потаенных, того самого, что госпожа Маруяма вывела пальцем на моей ладони в Шигаве.

Е-Ан развязал котомку и достал последний пирог из проса. Опустился на колени и осторожно положил подношение на алтарь, затем поклонился до земли. Человек поднял веки и посмотрел на нас, посмотрел, но не увидел. Глаза разъела слепота. На лице появилось выражение, вынудившее меня пасть на колени, – выражение глубочайшей нежности и сострадания, одухотворенное неземным знанием. Я не сомневался, что передо мной священное создание.

– Томасу, – произнесло таинственное существо, и я понял, что слышу женский голос.

Меня так давно никто не называл по имени, которое дала мне мама, что волосы встали дыбом, и я задрожал, уже не от холода.

– Сядь, – велела она. – Мне многое нужно тебе поведать. Ты Томасу из Мино, но ты также и Отори, и Кикута. В тебе перемешаны три крови. Ты рожден среди Потаенных, но жизнь твоя вышла на поверхность и более тебе не принадлежит. Земля выполнит повеление Небес.

Она замолчала. Шло время. Я продрог до костей и уже стал сомневаться, что дождусь продолжения. Сначала я поразился, откуда она обо мне все знает, но потом решил, что проговорился Е-Ан. Если это и есть пророчество, то оно слишком туманно и ничего не объясняет. Меня пугала перспектива замерзнуть до смерти, но от бегства удерживала на месте сила слепых глаз женщины.

Я слышал наше дыхание, звуки горы, грубое карканье ворон, шелест кедров на северо-восточном ветру, журчанье и капанье воды, стоны самой горы от низкой температуры и падающих камней.

– Твои земли будут простираться от моря до моря, – наконец произнесла она. – Но мир дается ценой кровопролитий. Пять битв принесут тебе мир, четыре победы и одно поражение. Многие падут в боях, но ты останешься невредим, если только смерть не придет от руки собственного сына.