Трава - его изголовье

С каждым весенним днем росло мое беспокойство. Погода резко менялась: временами ярко светило солнце, а уже на следующий день дули леденящие ветра. Зацветали сливовые деревья под градом. Даже когда стали набухать почки на вишнях, было по-прежнему холодно. Однако повсюду ощущалась весна, особенно в моем сердце. Благодаря дисциплинированной жизни последней зимы я пребывал в наилучшей форме, физической и душевной. Уверенность в себе придавала поддержка Мацуды, его искренняя любовь, осознание того, что во мне течет кровь Отори. Меня меньше терзало раздвоение личности, почти не тревожили разные обязательства. Я ничем внешне не показывал, насколько мне неспокойно, учился скрывать чувства от мира.

Однако ночами мысли возвращались к Каэдэ, а с ними приходило и вожделение. Я тосковал по ней, боялся, что она вышла замуж и теперь потеряна для меня навсегда. Когда не мог заснуть, я тихо ускользал из комнаты и покидал пределы храма, исследовал прилегающие территории, иногда доходил даже до Ямагаты. Бесконечные часы медитации, учения и тренировки довели мои способности до совершенства. Я не боялся, что меня кто-нибудь найдет.

Мы виделись с Макото каждый день на занятиях, но по молчаливому согласию не касались друг друга. Наша дружба перешла в иную плоскость, и должна сохраниться до конца жизни. Я не общался с женщинами. Их не пускали в храм, страх быть убитым удерживал меня от борделей, и я не хотел зачать еще одного ребенка. Я часто думал о Юки. Как-то безлунной ночью, в конце второго месяца, я проходил мимо дома ее родителей. Цветки сливы в темноте отдавали белизной, свет в доме не горел, а у ворот стоял только один охранник. Я слышал, что люди Араи осенью перевернули дом вверх дном. Теперь он казался покинутым. Выветрился даже запах брожения соевых бобов.

Я подумал о нашем ребенке. Наверняка родится мальчик. Племя воспитает сына в ненависти ко мне, и ему придется выполнить пророчество слепой прорицательницы. Знание будущего еще не означает, что ты сможешь его изменить. Такова горькая правда человеческой жизни.

Интересно, где сейчас Юки? Вероятно, в одной из отдаленных тайных деревушек к северу от Мацуэ. Порой я вспоминал ее отца, Кенжи. Он, скорей всего, где-то ближе, в одном из сел семьи Муто, в горах. Мне стали известны все тайные места Племени благодаря записям Шигеру. Я всю зиму учил их наизусть. Я пока еще не знал, как распорядиться этими сведениями: использовать их, чтобы получить прощение Араи и восстановить нашу дружбу, или самому искоренить секретную организацию, которая приговорила меня к смерти.

Когда-то очень давно Кенжи дал клятву защищать меня. И что же? Для его лживой натуры обещание – пустяк. Я не мог простить ему участие в заговоре против Шигеру. Однако я не мог и забыть, что Кенжи пошел со мной в замок той ночью, когда свершилась месть. Если бы мне понадобился помощник, я бы выбрал его. К сожалению, времена изменились. Кенжи никогда не решится пойти против Племени. Если мы когда-нибудь встретимся, то станем непримиримыми врагами.

Как-то на рассвете я возвращался в храм и услышал хриплое сопение волка. Он учуял меня, но не видел. Я подошел достаточно близко, чтобы разглядеть яркую рыжеватую шерсть за ушами и ощутить его дыхание. Волк зарычал от страха, попятился назад, повернулся и скрылся в подлеске. Я слышал, как он остановился и снова принюхался – обоняние зверя было столь же острым, как мой слух. Интересно, каково жить уединенной волчьей жизнью? В Племени меня звали Псом, но мне больше нравилось представлять себя волком, у которого нет хозяина.

Однажды утром я увидел моего коня Раку. Заканчивался третий месяц, почти зацвела вишня. Светало, я поднимался по крутой тропе, от солнечных лучей розовели вершины гор, покрытые снегом. Во дворе гостиницы стояли незнакомые лошади. Вроде бы все спали, только в одном из окон открылись ставни. Мой взгляд переметнулся в ту сторону, и в этот миг я узнал своего серого коня с черной гривой. Он повернул голову, заметил меня и призывно заржал.

Я подарил коня Каэдэ. После падения Инуямы больше у меня ничего не оставалось. Неужели Каэдэ продала его? Или Раку привез ее сюда, ко мне?

Конюшню и здание гостиницы разделял небольшой двор с соснами и каменными фонарями. Я ступил на него, чувствуя, что кто-то проснулся. Я подошел к веранде в отчаянной надежде увидеть Каэдэ, почти уверенный, что она рядом.

Она стала еще прекрасней, чем раньше. Болезнь сделала ее стройной и хрупкой, но в то же время подчеркнула изящность стана, тонкие запястья и изгиб шеи. Биение сердца заглушило все звуки вокруг. Понимая, что у нас всего несколько минут, пока не проснулась вся гостиница, я вошел внутрь и пал перед ней на колени.