Трава-мурава

Он сидит на перевернутом вверх дном медном ведре и курит в ожидании, пока жена и дочь наберут мешок картошки. Потом он завалит этот мешок на тачку и покатит, а широкое деревянное колесо оставит на вскопанной земле широкую лоснящуюся ленту. Ефим протолкнет тачку широкой задней калиткой во двор, подкатит к избе, к раскрытому в подпол оконцу, куда вставлен лоток, развяжет завязку на мешке и, поднатужившись, кувырнет мешок на этот лоток. Картошка с дробным стуком покатится по доске в темную прохладу подполья и, уже сухая и здоровая, успокоится там на зиму. Ефим бросит мешок обратно на тачку, возьмет на завалинке уголек и поставит на стене отметинку, а потом еще для верности и сосчитает: сколько всего накопано получается мешков и сколько еще, судя по площади, может накопаться. Получается, хорошо — мешков сто пятьдесят нынче они нароют! Да, не помнит еще, пожалуй, Ефим такого богатого урожая, нет, не помнит!..

А на обратном пути, выкатив из калитки тачку, Ефим обязательно подойдет к кроватке и посмотрит на спящую в ватном городском одеяле внучку. Спит! И хочется Ефиму подоткнуть одеяло, да оно такое чистое, такое красивое, а руки у него такие большие, такие корявые, да черные от земли пальцы, что и тронуть одеяло опасно. Вот только если за кроватку подержаться, которую, впрочем, сам и делал для своей дочери Лизки. И от сознания, что как все чудно и хорошо в этом мире нынешней осенью, Ефим крякнет только и нахмурит брови, чтобы не увидела жена, что Ефим сияет, как медный самовар. Нет, негоже серьезному мужчине ни с того ни с сего скалить зубы, нет, негоже.

Потом, прикатив тачку, он опять возьмется за лопату, но не сразу начнет, нет, не сразу, но с минуту постоит, осматриваясь и замечая все: у Ивана дело как подвигается, у Матрены Пивкиной… А вон и Проска вылезла с лопатой — тоже картошки захотела. А дымки на задах Урани курятся, курятся, и какой хороший от них идет дух над землей!

2

Было, о чем в эту осень побеседовать в сумерках и старухам. Соберутся возле какого-нибудь дома на лавке, а места не хватит, и со своими табуретками, и вот разговору!.. До девяти, до десяти часов — только платки белеют в темноте. Все новости, какие случились на белом свете, можно здесь услышать. Про Урань, про жителей нашей Урани и говорить нечего. И не то чтобы какие-то слухи или наветы, нет, нет, одна чистая правда. В самом деле, разве не правда, например, то, что учителка Валентиновна, та самая Валентина Ивановна, которую уже вся Урань видела в женах у веселого и шумного парня Семки Кержаева, та самая Валентиновна укатила насовсем в город Пензу и вышла там замуж за офицера!

— Да, за ахвицера, — подтверждала живая и проворная старушка Фима, потому что она своими ушами слышала эту новость от Алды, а Алда — от Груши, которая и получила такое хвастливое письмо от своей бывшей подруги.

А насмешливая Ульяна, еще не старая старуха, еще за лето нынче триста трудодней выработала, вот эта Ульяна всегда чего-нибудь такое скажет, когда в настроении, как нынче.

— Теперь, — говорит, усмехнувшись чуть слышно, — на гитаре ахвицеру песни свои играет…

И не понять, то ли она осуждает Валентину Ивановну, от ли завидует офицеру тому, жалея Семена.

Впрочем, говорят, Семен не особенно и унывает. Ефимиха Ликинова говорит — а уж про это она знает от Щетихина, Лизкиного мужа, что Семен учится на шофера и скоро будет катать на легковой машине марки «Победа» самого предрика!

Вот ведь какие повороты случаются в человеческой судьбе!.. Взять того же Яшку Тучаева, внука деда Степана. Все уже в Урани согласились в душе, что поедет нынче осенью Яшка в Саранск, в детдом. Дед-то уж очень ослаб. А как вышло! — ох, ох, кто бы сказал раньше, так не поверили бы. А ведь вышло как? Среди бела дня прикатила в Урань автомашина из военкомата и прямо к сельсовету:

— Подать сюда Якова Степановича Тучаева!

Какого такого Якова Степановича? Пивкин с Захарычем с ног сбились, ищут по книгам своим Якова Степановича Тучаева и никак-то не могут, бедные! Ну, потом разобрались, значит, посмеялись за компанию с посыльным военным из военкомата и поехали Яшку искать. А где его искать? Ясно где — на речке! Приехали туда, а в купальне этих ребятишек — как головастиков в пруду, а который Яшка, и не понятно, — они все одинаковы, все синие и дрожат мелкой дрожью — так накупались. Ну, все-таки разобрались, посадили Яшку и повезли домой к деду: так и так, Степан Кузьмич, собирай внука в суворовское училище, на офицера будет учиться твой внук!

— Что и сделалось с Тучей!..

— Ну, что сделалось?

— Да глаза не закатились от такого-то счастья!

Тут Ульяна вспомнила, что в роду Тучаевых все военные были, что и сам Степан, когда молодой был, только одни разговоры и знал — про войну. Вспомнили к месту и про сына его Степана, как он приезжал в Урань до войны верхом на такой красивой лошади, что даже одно время говорили, что сам Буденный подарил Степану Тучаеву эту лошадь, — как картинка!..