Трава-мурава

А Груша на «торфушку» обижалась, потому что ни отец, ни мать не отпустили ее никуда самовольно, да и с Лепендиным, когда Груша пришла к нему за справкой на паспорт, получился у них какой-то длинный разговор наедине, и после этого разговора Груша словно бы воспрянула опять, как будто Лепендин ей внушил какую-то хорошую и добрую мысль. И вот все ее переживания были позади, добрые люди уже и «забыли» Грушину беду, не осуждали ее, да только вот такие дурачки вроде Шанявого иной раз выскакивали — «торфушка»! Правда, Груша спуску не давала, за ответом в карман не лезла.

— На, черт с тобой, Ванька! — очень искренне и лукаво удивилась Груша, словно только тут его и увидела. — Ты откуль такой чумазый взялся? Не в трубе ли ночевал?

Мужики засмеялись, а Пивкин не без гордости за дочь сказал, заступившись за Шанявого:

— Он сегодня у нас первый работник!

Но Груша махнула рукой:

— Он так и родился с сажей на роже, чего говорить!

Борис поймал себя на том, что с восхищением смотрит на розовощекую Грушу, на ее серые, затаенно сияющие глаза, и когда Груша наконец-то вслед за Аней и Валентиной Ивановной, прошмыгнувших без задержки в переднюю, в так называемый медпункт, тоже ушла туда победительницей, Борис сказал Пивкину:

— Прямо и не верю, Семенович, что это дочь твоя!..

Михаил, улыбнувшись в усы, промолчал.

Глава вторая

1

Витя теперь живет в своем доме, у него есть отец, бабушка Алда и кот Филя. В сентябре Вите исполнилось два года, а сентябрь был уже давно, сейчас за окном снег, по дороге скрипят возы с сеном, за возами шагают люди, и только морозные узоры на стекле мешают Вите разглядеть отца — ведь он тоже поехал за сеном.

Бабушки Алды тоже нет — ушла убирать в школе, ведь она там работает уборщицей. И домовничают они теперь вдвоем: Витя и кот Филя. Кот Филя лежит на печи, и только глаза его зеленые посвечивают оттуда. Когда Витя оглядывается и видит Филины зеленые глаза, то ему совсем не страшно ждать отца и бабушку. А если сделается очень скучно и захочется плакать, то Витя залезает к Филе на печку, обнимает его, гладит пушистый живот, а Филя начинает громко мурлыкать, — бабушка Алда говорит, что это Филя рассказывает сказку. Бывает, что и Филя мурлычет громко, а плакать все равно охота. Витя и сам не поймет, почему так хочется плакать. Но тут всегда кто-нибудь и придет: или бабушка, или папа, или тетя, от которой пахнет молоком, и у нее еще такие большие и красные руки. Эта тетя всегда приносит молоко в ведерке, а когда берет Витю на руки, прижимает к груди и дует в шею и щекочет, то Вите кажется, что эту тетю он давно-давно знает и любит, а когда она уходит, то ему хочется плакать.

Еще часто приходит другая тетя, которую Витя не любит, потому что она ложкой открывает ему рот, считает зубы, смотрит в уши, а иногда прикладывает холодную трубку к Витиному животу. И руки у этой тети всегда почему-то холодные и твердые, и она никогда не щекочет Витю, не дует ему в шею и не играет с Филькой, а отец при ней почему-то молчит и как будто боится ее. Нет, Витя не ждет эту тетю и не любит ее нисколько. Но эта тетя Аня иногда приносит подарки: красную машинку, которая, правда, уже сломалась, кубики, а вот мячиком они с Филькой играют, хотя он тоже порвался в одном месте.

Бывает, отец берет Витю на руки и, пошатываясь, подносит к рамке с фотографиями и, тыча пальцем, спрашивает:

— Это кто?

Витя уже всех знает здесь и отвечает без запинки:

— Это бабушка Алда.

— А это?

— Это дедушка Иван, он умер давно.

— А вот это кто?

— Это бабушка Иваниха, она тоже умерла.

И знает Витя уже, что папка на этом месте всегда почему-то сожмется весь и дернется и скажет так горько и тоскливо: «Эх!..» А что это «эх», Витя не знает. Другое дело, когда он смотрит на маму, а толстый желтый палец отца скользит по стеклу, приближаясь…

— А это?

— Это… это мамка, — тихо скажет Витя, исподлобья глядя на маленькую, с белым уголочком фотографию. И добавит голоском тонким, как паутинка:

— Она совсем умерла?

— Совсем, — шепчет непослушным, срывающимся голосом Борис. А потом, постояв молча, показывает своим широким желтым пальцем:

— А это кто — знаешь?

Но как же не знать Вите это доброе лицо — ведь это тетя Груша, та самая тетя Груша, которая приносит молоко в ведерке!.. И всякий раз тут Вите кажется, что отец хочет что-то спросить у него, но только смотрит в его глаза и не спрашивает, не говорит ничего…

2

Витя дует на маленький глазок на обледенелом окошке, разгоняет лед, трет пальцем, но только приложится глазом, как стекло запотеет, и ничего тогда опять не видно на улице, — только темный и большой, как дом, едет воз сена по дороге, а кто за возом идет, этого не разобрать.

Но вот, однако, замечает Витя, как какой-то человек, шедший по дороге, свернул к ихнему дому. Может, бабушка? Нет, бабушка так не ходит, это тетя Груша так ходит!.. И Витя поскорей слезает с лавки и торопится навстречу тете Груше. Филька тоже не утерпел на печи — упал оттуда, как мешок: знает, что и ему в плошку молока нальют!