Трава на бетоне (СИ)

Глупо сейчас будет сказать ему, что единственное, чего я хочу — это спать, подумалось Скаю. Глупо хотя бы потому, что вся эта возня привела меня в полную боевую готовность, и он не может не чувствовать твердую тяжесть моего члена, прижатого к его бедру, поэтому и идет на уступки, рассчитывая этим исчерпать инцидент. Учитывая то, что я знаю, что и сам он испытывает ко мне нечто похожее, такой вариант выглядит соблазнительным. Какой он, интересно, когда Арин? И даже не это главное… Интересней другое — может ли он быть нежным, податливым, притушить эту свою резкость, избавиться от напряжения, отдаться, не думая о том, что он за это получит, а просто отдаться, довериться? Черт, уже второй раз с ним я оказываюсь в ситуации, когда болезненно ноет возбужденная плоть, требуя удовлетворения, только в этот раз я вижу его другим… И чувствую по-другому.

Теперь я чувствую его всем телом, чувствую теплые изгибы его мышц под разорванной футболкой, теплый подтянутый живот, теплое дыхание. А ниже тепло превращается в жар, жар кожи внутренней стороны его бедер, ощутимый даже сквозь ткань джинсов.

Скай сам не заметил, как подтянулся чуть выше, прижавшись крепче, и осознал это, только когда потекла по телу медленная, приглушенная волна удовольствия, заставив прийти в себя. Он взялся было снова за ремни, но остановился, всматриваясь в изменившееся лицо Арина.

В молочно-туманном утреннем свете маняще и обещающе засверкали карие глаза, прикрытые лиловым шелком длинных ресниц, вопросительно приоткрылись влажные губы, небрежно подрезанная сиреневая челка разметалась по лбу и легли короткие рваные пряди волос на щеки, скрывая яркий, причудливый узор татуировки. Просто смотрит. Смотрит молча.

Скай отвел глаза. Черт разберет, что творится у парня в голове. Только что он был готов на убийство, и вдруг это ожидающий, откровенный взгляд. Нет уж, доверять тебе нельзя… Так что, извини.

Арин молча перетерпел процедуру связывания рук, поморщившись только раз, когда пропущенный между запястий восьмеркой ремень царапнул кожу тугой застежкой, но так ничего и не сказал.

Скай отпустил его, приподнялся:

Все. Приятных тебе снов.

Арин опять ничего не ответил, неловко повернулся набок, подложив под грудь стянутые ремнями руки, глядя прямо перед собой.

Скай лег рядом, тоже повернувшись спиной, закрыл глаза, расслабился, мучимый тяжелым, свинцовым чувством усталости, отравившим все мышцы, забившим грязной ватой голову, заставившим подниматься к горлу мерзкую тошноту.

Спустя несколько минут он уже спал, дыша бесшумно, глубоко.

Арин лежал неподвижно до тех пор, пока не убедился, что поисковик не проснется от его движений, осторожно сполз с кровати, поморщился от боли в плече, выпрямился, обвел глазами комнату. Маленькое, тесное пространство, неверный утренний свет клочьями лежит на полированном столе с аккуратной стопкой книг на нем, на полу — лоскутный коврик, на стенах — полки с запыленными книгами.

Вообще, книги везде: и возле старенького компьютера, и на маленьком столике у кровати, и на большом, вылинявшем плюшевом кресле. Интересно, куда он меня притащил. Если вспомнить его квартиру и сравнить с этим… Да никаких сравнений не получается. Здесь могла жить только девушка, притом старомодная, скучноватая.

Его девушка?

Арин бесшумно прошел в ванную — крохотную, облицованную мягкого зеленого цвета чистеньким кафелем, взглянул в зеркало, увидел усталые глаза с расширенными от бешеной дозы стимуляторов, зрачками, побледневшее лицо с подтеками засохшей крови. Вот убожество… Взглянуть на меня сейчас — наркоман со стажем.

Приподняв стянутые ремнями руки, он нажал на кнопку, мигающую теплым, мягким светом и подставил ладони под засверкавшую упругую водяную струю, коснулся руками лица, смывая кровь, потом, подумав, наклонился и позволил ледяной воде залить растрепанный затылок, подождал немного, закрыв глаза, сглатывая льющиеся по губам, прозрачные капли. Стало легче, прояснился мир, ярче стали цвета, и только ноющая боль, тревожная, отвратительная, напоминала о прошедшей ночи.

Боль в плече понятна, а вот почему болит за ухом?

Арин приподнял руки, с трудом отвел влажные волосы, коснулся небольшого уплотнения на коже головы, обвел пальцами контур встроенного чипа, передающего информацию на датчик. Чему там болеть? Херня какая-то.

Закрыв воду, он вернулся в комнату, прикрыв за собой дверь, остановился, подождал немного, прислушиваясь к ровному дыханию, подошел ближе, опустился на колени перед кроватью, всмотрелся в лицо Ская.

Вот так всегда… Вы, те, кто называете нас животными и предметами, а себя — людьми, вы в большей степени животные, чем мы. Мне неважно, кто ты, почему спас меня, мне неинтересно, что было между нами той ночью, из которой я практически ничего не помню. Может, я и заинтересовался тобой, почувствовав тепло и участие, держась за твое плечо, разрываясь от боли под неумолимым действием биопластика.