Трава на бетоне

Путаница, сплошная путаница, тупик, "2Fast4You". Черт с тобой… Только помоги ему выжить, дай ему шанс пережить эту ночь. Мы еще встретимся. И кто знает, может, в следующий раз я нажму на курок, потому что ты опасен, потому что ты не понимаешь, чего пытаешься меня лишить. Потому что, если бы не Арин, я бы давно собрал бы самолет и закончил тот полет так, как он должен был закончиться. Но меня держит Арин, и я не тороплюсь. Мой полет… Если я выжил тогда, то только для того, чтобы встретить Тейсо, чтобы помочь ему, для того, чтобы полюбить Арина. И только поэтому я просто задумчиво часами смотрю на приборную доску самолета, вспоминая кинувшуюся в лицо пустоту и адскую боль от удара о вздыбившуюся землю. Чип военного образца, сорокатысячный код, выученный мной наизусть. Я должен был тогда воспроизвести его, и позволить сработавшей микросхемке разнести мне голову. А я побоялся, я хотел жить. Я нарушил приказ.

Просто судьбе было угодно, чтобы я встретил его.

Макс поднялся, провел руками по залитому камуфляжной сетью лицу, дотянулся до пульта управления освещением, выключил свет и лег на кожаные сидения, стоящие у стены. Лег, закрыл глаза и заснул моментально, так, как засыпают люди, знающие, что отдых важнее бесполезных поисков выхода из ситуации, на которую ты все равно пока что не можешь повлиять.

* * *

Третья доза стимулятора и почти никаких улучшений, редкие проблески сознания, несколько осмысленно сказанных слов, глоток водки и снова тяжелое, лихорадочное забытье.

Пылающая кожа, растрескавшиеся от жара губы, тяжелое судорожное дыхание, бессвязный поток отрывочных предложений.

Скай начинал опасаться, что до утра Арин не доживет, поэтому внимательно слушал все, сказанное им в бреду, надеясь на то, что удастся узнать хоть что-то, что может привести его к искомому. К четырем часам утра, придавленный усталостью, измученный ожиданием, с шумящей от выпитого спиртного, головой, Скай не выдержал, повернувшись, прилег, опустив голову на подушку рядом с Арином, надеясь на пятнадцать-двадцать минут сна.

Из всего, сказанного Арином в бреду, можно было уяснить только одно: с владельцем мастерской, Максом, его связывают непростые и близкие отношения — задыхаясь в беспамятстве, Арин часто повторял его имя, пытаясь что-то попросить, спрашивая про какие-то выходы. Настойчиво возвращался он к теме смысла их отношений, говоря иногда такое, что Скай отворачивался и брался за очередную сигарету, пытаясь подавить вспыхивающие в мозгу воспоминания о мятно-прохладном вкусе его кожи и теплой линии у обнаженного бедра.

Когда вновь начинала течь кровь, и ему становилось хуже, связность его речи исчезала, и слова теряли всякий смысл. Арин монотонно, будто автоматически, говорил что-то о боге, о рисунках, о траве.

Это уже переходило всякие границы. Потому что ни первого, ни второго, ни третьего в мире не существовало.

Трава исчезла давным-давно, бог покончил с собой, увидев, до чего докатились его дети, и рисовать бы уже никому не пришло в голову.

Скай устал и все-таки позволил себе расслабиться, полулежа рядом с раненым подростком, он закрыл глаза, и понял, что его медленно затаскивает в тяжелую, зыбкую, болезненную дрему, не приносящую облегчения. Заснуть нормально мешала неудобная поза, запах крови и звук тихого голоса совсем рядом.

Нельзя делать все, что просят. Понимаешь? Ты можешь просить и думать, что тебе это надо, а на самом деле это будет пыткой для тебя… Поэтому я не сделаю так.

Если бы ты меня помнил… Ты же меня рисовал? Я понял сейчас. А зачем? Если ты бог, помоги мне…

Скай плюнул на принципы, рассудив, что имеет право поспать хотя бы полчаса, вытянул из-под себя вымокшее в крови покрывало, откинул его в угол комнаты, развернулся, лег поудобней, коснулся рукой горячего лба Арина:

Успокойся уже… Если доживешь до утра, обещаю, найду тебе биопластик… По хер, сколько бы он ни стоил. Только заткнись и дай мне заснуть.

Неожиданно Арин повернул голову и взглянул в упор прояснившимися, осмысленными глазами:

Я умираю?

Да, — помедлив, ответил Скай, — скорее всего, да. Я не медик и ничем пока не могу помочь. Постарайся дотянуть до утра. И не бойся. Разница невелика, сейчас ли, несколькими месяцами позже. Сам знаешь, о чем я.

Да, — бесцветным голосом проговорил Арин, — разницы почти нет, но… Я не хотел бы здесь умереть. Мне нужно…

Что? — насторожился Скай, — давай, скажи, может, я смогу помочь.

Он долго смотрел сквозь тьму на четкий, тонкий профиль, на дрожащие лиловые пушистые ресницы, дожидаясь ответа.

Наконец, Арин приоткрыл губы, заговорил срывающимся, севшим голосом:

Мне просто нужно объяснить ему, почему я ничего не даю взамен. Не знаю, что дает мне он… может, и ничего. Но я должен объяснить, что нельзя делать то, что кто-то просит. Это может быть страшной ошибкой.

Кому объяснить?