Трава поёт

После того как Мэри заставила Дика подчиниться ее воле, она отошла в тень, оставив супруга в одиночестве. Несколько раз он предпринял попытку привлечь жену к насущным делам, спрашивая ее совета, указывая на то, что ей следует помочь ему в делах, которые его беспокоят, однако всякий раз Мэри, как и прежде, отвечала отказом. Делала она это по трем причинам. Первая была осознанной: если она вечно будет рядом с мужем, демонстрируя, что она умнее и талантливее, она тем самым спровоцирует его и он уйдет в оборону, в итоге наотрез отказавшись выполнять что-либо из того, что она хочет. Природа двух других причин была интуитивная. До сих пор Мэри с неприязнью относилась к ферме и связанным с ней заботам, не желая ими заниматься после того, как Дик снова вернулся к делам. Но самой главной была третья причина, пусть даже Мэри и не отдавала себе в ней отчета. Она ощущала необходимость воспринимать Дика (женой которого она являлась, чего изменить уже было нельзя) как мужчину самостоятельного и добивающегося успеха в результате собственных усилий. Когда Мэри видела мужа в минуты слабости, утратившим цель, жалким, она ненавидела его, а потом ненависть оборачивалась против нее самой. Ей нужен был мужчина, который был бы сильнее ее, и она пыталась слепить такого мужчину из Дика. Если бы он просто, без обиняков, силой одного лишь желания достичь цели, подчинил жену себе, Мэри полюбила бы его и перестала себя ненавидеть за то, что связалась с неудачником. Именно этого она ждала, и именно это удерживало ее от того, чтобы просто отдавать мужу приказы и объяснять очевидные истины, хоть ей и страшно хотелось так поступить. Мэри и вправду устранилась от дел фермы, чтобы не бить Дика в самое слабое место больной гордости, не осознавая что, она сама-то как раз и является его неудачей. Возможно, она была права, права инстинктивно: материальный успех вызвал бы ее уважение. Она была права, ошибаясь в предпосылках. Все оказалось бы именно так, будь Дик мужчиной иного склада. Когда Мэри заметила, что он снова начал валять дурака, тратить деньги на всякую ерунду, при этом скупясь на важные вещи, она просто запретила себе думать об этом. Такое ей было не под силу, на этот раз это значило для нее слишком многое. А Дик, разочарованный ее нежеланием принимать участие в делах, перестал обращаться к жене. Он упрямо продолжал поступать, как считал нужным, чувствуя себя так, словно Мэри сперва вдохновила его на рисковое предприятие, а потом бросила в одиночестве — пусть выплывает как знает.

Она снова вернулась к домашним делам, разведению кур и бесконечной борьбе со слугами. И Дик, и Мэри — оба понимали, что перед ними стоит серьезная задача. Мэри ждала. Первые несколько лет, проведенных на ферме, она все ждала, теша себя верой, за исключением кратких периодов отчаяния, в то, что все переменится к лучшему. Случится некое чудо, и они, преодолев трудности, добьются успеха. Потом, не в силах сносить такую жизнь, она сбежала, а после возвращения поняла, что никакого чудесного избавления не будет. А вот теперь снова появилась надежда. Однако сама Мэри и пальцем не пошевельнет, покуда стараниями Дика все не пойдет на лад. В течение этих нескольких месяцев она жила, уподобляясь человеку, столкнувшемуся с необходимостью провести некоторое время в некоем неприятном месте: безропотно, не строя никаких планов на будущее, а просто ожидая, когда же наконец можно будет отправиться туда, где все само собой уладится. Она все еще не решила, что станет делать после того, как Дик сумеет заработать деньги, однако целые дни проводила в мечтах о том, как опять начнет работать в конторе, сызнова прослыв умелой, незаменимой секретаршей. Она вновь станет своей в клубе, известной наперсницей, и другие обитательницы, помладше, станут доверять Мэри свои секреты, ей будут всегда рады во многих домах, ее будут водить на прогулки мужчины, воспринимающие ее как товарища, что подразумевает отношения простые и далекие от всяческой опасности.

Время бежало быстро, устремляясь вперед, как это часто случается в те времена, когда в жизни человека наступают переломные моменты, которые потом, если оглянуться назад, представляются горами, рубежами, отделившими один этап от другого. Поскольку человек может заставить себя спать сколько угодно, Мэри большую часть дня проводила в грезах, словно бы подгоняя время, жадно его глотая. Пробуждаясь, она всякий раз с удовлетворением осознавала, что еще на несколько часов приблизила момент своего избавления. По сути дела, она практически не пробуждалась и даже двигалась словно бы в полусне, вся в мечтах и надежде, надежде столь сильной, что по истечении нескольких недель Мэри стала просыпаться с ощущением легкости и восторга, словно именно в тот день должно было произойти нечто чудесное.