Трава поет

Теперь все зависело от него. Она снова все перепоручила мужу — пусть делает, что может, но при этом она не открыла ему, ради какой цели он будет теперь трудиться. Дик почувствовал, как в нем поднимаются злость и обида на Мэри. Конечно, так жить дальше нельзя, а что, он разве говорил обратное? Разве он не вкалывал как проклятый, чтобы их доля стала хоть чуточку лучше? Однако он отвык мыслить будущим, что не могло не беспокоить. Дик приучил себя заглядывать не дальше следующего года. Грядущий сезон теперь всегда выступал границей его планов. Мэри оказалась выше всего этого, она думала о других людях, об иной жизни — жизни без него: Дик знал это, хотя жена ни разу ничего подобного и не сказала. Все это вызывало у Дика панику: он так давно не жил среди других людей, что теперь уже не нуждался в их обществе. Ему нравилось время от времени поболтать с Чарли Слэттером, однако, если бы он лишился такой возможности, это бы нисколько на него не повлияло. Только находясь среди других людей, Дик ощущал свою никчемность и бесполезность. Он столько лет прожил среди работников-туземцев, планируя на год вперед, что его горизонты сузились так, чтобы соответствовать его жизни, а ничего другого он и представить себе не мог. Дик, разумеется, мог помыслить себя только на своей ферме и нигде больше, он знал здесь каждое дерево. Это не преувеличение, он действительно знал вельд, в котором прожил так долго. Любовь к дому у Тёрнера ничуть не напоминала сентиментальные чувства горожанина. Его чувства обострились, став особо восприимчивы к дуновениям ветра, песням птиц, перемене погоды, но при этом притупились ко всему остальному. Без фермы он зачахнет и умрет. Дик желал добиться успеха, но для того, чтобы они и дальше жили на ферме, только со всеми удобствами, чтобы Мэри наконец получила то, о чем мечтает. Больше всего Дик желал, чтобы они смогли позволить себе завести детей. Он испытывал настоятельную необходимость в детях. Даже сейчас он все еще не отказался от надежды, что когда-нибудь… Ему и в голову никогда не приходило, что Мэри мечтает о будущем вне фермы! Когда Дик это понял, он ощутил растерянность и уныние — жизнь лишилась опоры. Он взирал на Мэри чуть ли не в ужасе, как на чуждое ему существо, которое не имело никакого права оставаться с ним и говорить ему, что делать.

Однако он не мог себе позволить думать о ней в таком ключе: когда жена сбежала, он понял, сколь много для него значит ее присутствие в доме. Нет, она должна понять, как нужна ему ферма, а потом, когда у них пойдут дела на лад, они заведут детей. Мэри должна понять, что его пораженческие настроения вовсе не вызваны неудачами в делах: причина их — ее враждебное отношение к нему как к мужчине, к их совместной жизни в том виде, в котором она существовала. Все переменится, когда они заведут детей. Тогда они будут счастливы. Так он мечтал, опустив голову на руки, слушая, как Мэри постукивает карандашом.

Однако, несмотря на то что в результате раздумий он пришел к довольно-таки приятному выводу, Дик был расстроен до глубины души. Он ненавидел саму мысль о разведении табака, он всегда считал табак противным человеческой природе. Теперь заниматься хозяйством придется иначе: надо будет проводить долгие часы в жарких помещениях, а по ночам вставать и проверять показания термометров.

Он повертел лежащие на столе бумаги, вжал голову в руки и, чувствуя себя несчастным, безмолвно восстал против уготованной ему судьбы. Однако до добра это не доведет. Мэри сидела напротив него, силясь подчинить мужа своей воле. Наконец он поднял голову, растянул губы в кривой печальной улыбке и сказал:

— Ладно, босс, можно я подумаю пару деньков? — Его голос звучал натянуто от унижения.

Когда она ответила с раздражением: «Мне бы очень не хотелось, чтобы ты называл меня боссом», — он ничего не сказал, хоть повисшее молчание и красноречиво поведало о том, что они боялись сказать. В итоге она нарушила его сама, резко поднявшись из-за стола. Смахнув книги, она произнесла:

— Я ложусь спать.

Мэри ушла, оставив Дика наедине с его мыслями.

Через три дня он тихо сказал, отведя глаза, что договаривается со строителями-туземцами о возведении двух сараев.

Когда Дик наконец поднял на жену глаза, заставив себя посмотреть на ее ликующее лицо, то он увидел, как ее глаза горят новой надеждой, и с беспокойством подумал, что с ней станется, если он подведет ее и на этот раз.

8