Трава, пробившая асфальт

Снова возвращаюсь в мое самое трудное время, когда не хотелось жить и не получилось умереть. Лучшие молодые годы прошли как один тяжелый ненастный безрадостный день.

Я еще раз попыталась поговорить с врачом, но та отказалась меня принять, пояснив:

– Я эту больную знаю, ей бессмысленно что-либо назначать, все равно ничего не поможет!

Эти слова мне передала медсестра, и даже в ее широко распахнутых глазах я прочитала неприятие этих ужасных слов. Мой мозг тоже отказывался их принимать и понимать…

* * *

Тетя Маруся уехала в гости к своей найденной через Красный Крест дочери, и уже не вернулась. С тетей Марусей я прожила в одной палате с 1974 года по 1979 год, и она постоянно и бережно ухаживала за мною. А теперь ухаживали, кто придется, то одна проживающая поухаживает, то другая.

Однажды ко мне подошла новая сестра-хозяйка из «слабого» корпуса. Поначалу она работала няней у нас, затем ее перевели в тот корпус.

– Тома, может, ты пойдешь к нам? – предложила она. – Я организовала отдельную палату для молодых девчат, таких как ты, тебе там будет веселее. Ты любишь читать, но читать можно и у нас, тебе не будут мешать.

Читала я много. По палатам «ходили» газеты и журналы, выписываемые администрацией и приносимые из дома сотрудниками. Имелась своя библиотека, оставшаяся от дома престарелых и инвалидов, находившегося здесь раньше. Кроме этого, книги приносили из дома сотрудники и родичи проживающих, а также присылали в подарок «с воли». Правда, та же беда, что и в Бачатском детдоме: книги, в основном, художественные. А мне нужны книги не только для чтения, но и для занятий, я же пыталась сама пройти школьную программу.

Я призадумалась над предложением сестры-хозяйки. Вспомнила свой первый страшный день в Прокопьевском ПНИ – как раз в «слабом» корпусе… И засомневалась насчет того, что мне не будут мешать читать и заниматься, ведь крикунов и буйных ведь не остановишь и не уговоришь. Но оставаться в моем нынешнем корпусе без Маруси не было никакой возможности. Все вокруг недужные, немощные. Персонал не справляется, один день меня накормят, а на следующий не найдется кому, и оставят голодной. Поблагодарила сестру-хозяйку за заботу, но сразу согласия не дала – взяла время на размышление. Вечером в нашу палату зашла медсестра Галина Николаевна. Я рассказала про разговор с сестрой-хозяйкой.

– Тамара, тебе так или иначе придется перейти туда, ведь тут за тобой некому ухаживать. Света, которая тебя кормит, не имеет права этого делать, она же работает в свинарнике, а там грязь, занесет тебе какую-нибудь заразу. Так что соглашайся на предложение сестры-хозяйки, – посоветовала Галина Николаевна.

Я взвесила все «за» и «против» и утром сообщила о решении перейти в «слабый» корпус. Моя приятельница Татьяна, которая иногда катала меня по территории, помогла собрать вещи и на коляске повезла к печально знакомому зданию. Я ехала с холодком в груди, но с сухими глазами, предчувствуя очередной крутой поворот в жизни.

* * *

В «слабом» корпусе на входе нас встретила нянечка и проводила до палаты. По коридору я ехала с опущенной головой и даже не разглядела, каков он, изменив привычке внимательно все рассматривать и прикидывать, где смогу спокойно посидеть, почитать, позаниматься, подумать.

Меня завезли в палату, где стояло четыре койки и одна тумбочка. Потом комнату доукомплектуют тумбочками и столом.

– Вот тебе, Люся, подружка. Ты же просила, чтоб тебе нашли соседку помоложе. Принимай на проживание, – обратилась сопровождающая няня к черноволосой девушке, сидящей на койке.

Я поприветствовала кивнувшую мне Люсю и стала осматриваться.

– Ладно, девчата, я пойду, – сказала Татьяна, явно тяготившаяся и пребыванием в «слабом» корпусе, и видом обитателей палаты, и моим молчанием.

Напротив черноволосой Люси, возле койки на полу сидела моя старая знакомая – Любка, привезенная вместе со мной из детского дома. И сразу встал перед глазами памятный день: как ехали на машине, как провели страшную ночь запертыми в изоляторе, как Любку накачали аминазином… А возле окна напротив меня лежала бабуся, которая уже почти сама не ходила. Ничего себе «девчата»!

– Тебя как зовут? – чуть слышно спросила Люся.

– Тамара, можно Тома. Сказали, что тут палата для девочек. Бабулю они тоже относят к девочкам? – хмыкнула я.

– Ее переведут в другое место, когда привезут следующих молодых. В этой палате будут жить только молодые, – сказала Люся.

Тут в палату зашла вторая няня.

– Новенькую привезли? – поинтересовалась она.

– Я не новенькая, меня перевели из женского корпуса. Там за мной ухаживала одна женщина, но она умерла. Теперь некому ухаживать, вот я и попросилась сюда. Я сама не могу есть из тарелки и пить из чашки, меня надо кормить. А вот на койку могу залезать, и одеться могу, – перечислила я свои умения, умолчав, что одеваюсь очень медленно, да и на койку карабкаюсь очень долго.

– Ладно, уж накормим тебя, – буркнула няня и вышла из палаты.