Трава, пробившая асфальт

 Огляделась, ничего не соображая от страха. Рядом никого, значит, я каким-то образом сумела подняться сама. И, кажется, никто даже не заметил, что я упала лицом в воду. Если бы заметили, помогли бы мне. Но ребята радостно визжали, бултыхаясь в воде, и я подумала, что будет весьма глупо сейчас расплакаться и поведать всем, что минуту назад я чуть не утонула. После такого признания воспитатели больше ни за что не отпустят на речку. Я подозвала к себе девчонку, плескавшуюся неподалеку, попросила ее вытащить меня из воды и посадить в коляску.

 Когда возвращались в корпус, к нам навстречу по дороге — вот чудо! — шла моя мать. Она подошла к моей коляске, внимательно посмотрела в глаза, и мне тогда почему-то показалось, что она приехала в детдом и пошла на речку, именно предчувствуя беду со мной. Мать затараторила:

 — Я приехала, а мне сказали, что вы все ушли купаться на речку, мне показали, по какой дороге идти, я и пошла...

 Не знаю, почувствовала ли она тогда, что мне угрожает что-то страшное? У любящей матери всегда срабатывает шестое чувство.

 * * *

 И вот, лежа на койке и дожидаясь няню, я снова задала себе вопрос: что сейчас чувствует моя мама? Может, до нее долетит, что мне очень-очень плохо, и она приедет?

 Не в силах терпеть переполненный мочевой пузырь, безжалостно давящий на все окружающие органы, я уже приготовилась к самому худшему. Но, видимо, Бог меня пожалел. Дверь в палату открылась, и вошла медсестра Зинаида Ильинична.

 — Скажите, пожалуйста, нянечке, пусть подойдет ко мне! — завопила я, уже не соблюдая никаких приличий. — Я на судно хочу! Нет мочи терпеть! День начался уже давно, а я в туалет еще не сходила. Под себя я никогда не ходила и не буду.

 — Успокойся, Тамара. Мы как раз на пятиминутке решали твой вопрос. Сейчас переведем тебя в женский корпус, — сказала Зинаида Ильинична.

 В палату уже входили два парня, один подхватил меня с койки и понес к телеге все с той же усталой лошадью. А в женский корпус они занесли меня вдвоем на носилках и поставили носилки на пол. Вокруг тут же столпились дежурные няни, фельдшер Ольга Федоровна и кое-кто из проживающих.

 — Куда ее положить? В каких палатах места? — спросила Ольга Федоровна у нянь.

 — К нам ее не надо! — заголосила неопрятная тетка в грязном платке, сидевшая на лавке. Взаимно: вот уж кого я не хотела бы иметь в соседках, так подобную тетку.

 — Замолчи! Тебя никто не спрашивает. Надо будет — положим к вам! — прикрикнула на нее Ольга Федоровна.

 — Давайте положим ее в 15-ю палату, — предложила нянечка. — Там Маруся Диборских, в случае чего ей поможет, и там есть свободная койка.

 Парни занесли меня в 15-ю, положили на свежезастеленную кровать и ушли. С койки, что стояла возле окна, встала моложавая женщина.

 — Здравствуйте! — пролепетала я.

 — Здравствуй! Меня зовут тетя Маруся. И это тоже Марии, — приветливо ответила женщина, указав на двух пожилых соседок, — тетя Маша и баба Маша. Только они глуховаты, надо громко говорить. — Меня зовут Тамара. Тетя Маруся, позовите няню, я в туалет очень хочу! — взмолилась я, теряя терпение. Она вышла и через минуту зашла с дежурной няней.

 — Я на горшок сильно хочу, — повторила я нянечке.

 — У вас здесь есть горшки?

 — Даже не знаю, — озадачилась нянечка. — Маш, посмотри в туалете горшок, там, кажется, оставался один.

 — А почему у вас горшков нет? — спросила я. Странно, уж такой простой предмет в специализированном заведении, где полно паралитиков, уж должен быть.

 — Проживающих, которые тут до вас жили, отправили в Инской дом инвалидов, и они все свои вещи забрали с собой. Может, со временем нам привезут этот инвентарь, — пояснила няня.

 Тут в палату вернулась тетя Маруся с облупленным горшком в руках.

 — Только такой нашла, — сказала она. — Ветхий, но не дырявый. Потом получше подыщем.

 Облегчившись, я огляделась. Четыре одинаковые кровати с тумбочками вдоль стен, один шифоньер, круглый стол возле окна, динамик на стене, все чин чином. И соседки неплохие. Несмотря на общее имя, их легко различать: тетя Маруся, тетя Маша, баба Маша. Я немного успокоилась, и звериный страх слегка отступил.

 Никуда не годный

 Моя жизнь потекла в новых стенах. Тетя Маруся кормила меня, тетя Маша помогала спускаться на горшок, а баба Маша скорбно озирала и иной раз, не выдержав, выкрикивала:

 — Ну никуда не годный! — Почему-то в мужском роде.

 — А ты сама-то куда-нибудь годная? — дерзила я с обидой в голосе. И подчеркнуто обращалась на «ты», невзирая на разницу в возрасте.

 — И я никуда не годный, — соглашалась она, безуспешно пытаясь разогнуть свою парализованную руку. И, отчаявшись совладать со скрюченной конечностью, поджимала губы и надолго затихала.

 , когда умолкал настенный динамик, дыхание у соседок становилось ровным, что свидетельствовало о глубоком сне. Вот тут-то меня и прорывало, я чувствовала в полусне, как струятся слезы и растет ком в горле. И я, боясь разрыдаться и всех перепугать, распахивала глаза и таращилась в потолок.