Трава, пробившая асфальт

 После этой экзекуции мой пыл пообщаться с новыми воспитателями на тему образования и попросить совета мгновенно угас. Да и самообучению стали ставить палки в колеса. Если у старых работников я могла сидеть одна в палате и читать в тишине, то эта горе-воспитательница в свою смену загоняла меня вместе со всеми в игровую. И злобно шипела, что в игровой тоже можно читать. Но как читать под шум и крики играющих подростков! Я не настолько владела руками, чтобы заткнуть уши пальцами, и с трудом абстрагировалась от фона, вчитываясь в текст. Иногда это удавалось.

 На какие ухищрения приходилось пускаться, чтобы нормально спокойно почитать! Например, отпрошусь в туалет, а сама рулю в коляске в палату и погружаюсь в чтение. Никто из старых воспитателей мне это в вину не ставил, ну сидит Черемнова одна в палате, читает, и что? Ничего ведь не натворит. На то, чтобы новые смирились с этим, ушло очень много времени и сил. Потом они говорили между собой: надо же, до чего девка жадна до книжек и до учебы! И добавляли: жаль, что увечная, на фига ей чтенье и ученье?

Последние годы в детдоме

 В последние два года в детдоме ко мне уже не придирались — выросла девушка умная, серьезная, начитанная, не требует особых забот, не причиняет никаких хлопот, имеет личную помощницу в лице подруги Любы и ничем не утруждает персонал.

 Все бы ничего, но здоровье стало стремительно ухудшаться — то ли от усердных самостоятельных занятий, то ли от чрезмерных переживаний. И шея побаливала все чаще, и голова гудела, и спина ныла.

 А однажды, сидя на первом этаже, я заглянула в висевшее на стене зеркало и сначала даже не поняла, что на моем лице не так. Глаза какие-то странные… А потом и воспитатели стали замечать, что у меня развивается косоглазие. Но никто не призадумался, что означало для взрослой девушки косоглазие, никто не потрудился вызвать глазного врача. Все равно увезут в ПНИ и будет там гнить до самой смерти, рассудили детдомовские сотрудники. Когда я окончательно убедилась в том, что глаза у меня смотрят вразнобой, упала духом. И так придавлена жуткими диагнозами, а тут еще это! Требовать осмотра окулиста наивно, все равно и его не пригласят, и меня к нему не повезут. И снова началась депрессия — как ночь, так закушу край подушки и захожусь в беззвучных рыданиях.

 А в последнюю детдомовскую весну тосковала в открытую. Вынесут меня на улицу, сижу, читаю, вроде все привычно, а как посмотрю на цветущие деревья, как подумаю, что у меня сейчас тоже формально период цветения, так захлестывает истерика. Воспитатели молча отвозили меня в сторону, чтобы не мешалась и не раздражала. Проревусь в одиночестве, а горечь в душе все равно остается. И мрачные мысли сверлят, сверлят… Я сознавала, что у меня ничего не будет в жизни: ни любви, ни близкого человека, ни родного дома. Будет только казенная палата и кровать, на которой буду лежать еще неизвестно в каком состоянии и окружении. Но где-то в глубине души все-таки таилось крохотное зернышко надежды, оно неслышно лежало там и ждало своего часа.

 По детдому зашелестел слушок, что мне скоро придет путевка в ПНИ. И не только я покину детдом, на остальных воспитанников нашей группы тоже придут путевки, но их увезут в Инской дом-интернат для престарелых и инвалидов.

 В последние два года моего пребывания в детдоме в нашей группе уже не вели учебных занятий, а вместо этого девушек учили вязать и шить. И тут я приняла живейшее, хотя и теоретическое участие. Плохо владела руками, но хорошо владела мозгами и даже умудрялась подтягивать отстающих, помогая советами. До сих пор помню, как вяжется английская резинка и как, похожая на нее, спортивная, могу кого угодно научить вязать носки, рукавицы, шапки, шарфы, несмотря на то, что у самой руки никудышные.

 Обидно, ведь воспитатели видели и мое участие в вязании, и мои учебные достижения, и то, что я схватываю на лету, но никто ничего не предпринял, чтобы меня отправили не в ПНИ к психохроникам, а вместе с девушками в дом инвалидов общего типа. Между стационарами для психохроников и домами инвалидов общего типа огромная разница! Конечно, я не могла шить, вязать и еще что-либо делать своими руками. Но я же могла приносить иную пользу, ведь, невзирая на диагноз, была интеллектуально развитой и начитанной. Неужели это нигде бы не пригодилось? Понимаю, при выдаче путевок в стационары дальнейшего пребывания в первую очередь принимали во внимание диагнозы из истории болезни. Но ведь были и другие показатели!