Тут взгляд Арама отыскал отца. Грейдон Торн бился на полубаке, одолевая всех и каждого, пытавшегося подступить к нему. С абордажной саблей капитан «Волнохода» управлялся мастерски, и, казалось, был почти так же силен, как ворген-Джо. Никто из пиратов не мог устоять перед ним. Однажды Арам видел, как отец вышел победителем из драки в таверне, но та драка в сравнении с сегодняшним боем была просто детской забавой. Грейдон Торн был несокрушим, и внезапно Арам осознал, насколько же отец сдерживал руку во время их упражнений. Сейчас мальчик невольно восхищался – и даже гордился отцом. Нет, их взгляды не встретились, однако мощь Грейдона каким-то образом придала сил и Араму. Внезапно рука мальчика, словно по собственной воле, подняла саблю, разум – более или менее – вернулся на место, и Арамар устремился вперед, на врага.
Более неподходящего момента для этого нельзя было и вообразить.
На палубу «Волнохода» с черного, как смоль, корабля, сцепленного с ним борт к борту, хлынула новая волна пиратов. Их натиск успешно сдерживали два могучих дуба – корабельный плотник Ансельм Тис и кузнец Мордис Туя. Но вдруг Тис смолк и качнулся назад – в горло ему вонзился кинжал из черного сланца. На палубу «Волнохода» шагнул Шепчущий – в наплечниках с костяными шипами поверх знакомого черного плаща. Прежде, чем плотник успел упасть, он выдернул кинжал из его горла. Туя развернулся к нему, взмахнул молотом и нанес сокрушительный удар, начисто снесший Шепчущему левую руку.
Но Арам уже знал, что Шепчущий – нежить, один из Отрекшихся. Конечно, мальчик никогда не слыхал, чтобы кто-то мог вот так, в один миг, вернуть на место потерянную руку, но изо всех сил постарался выкинуть из головы пугающие мысли о том, что за тварь противостоит ему. Наоборот, он приложил все усилия, чтобы не дрогнуть перед этим странным и жутким противником. Он сделал выпад – и клинок его сабли вонзился прямо под грудь Шепчущего, погрузившись в живот врага на добрый палец. В ответ противник поймал клинок и вырвал оружие из рук Арама, всадив его в собственное тело еще глубже – так, что острие выскочило из спины. Скрытое под капюшоном лицо склонилось к насмерть перепуганному безоружному мальчику, и невидимые губы весело прошептали, обдав Арама холодным зловонием, смешанным с ароматом жасмина:
– Прошу простить меня за то, что собираюсь сделать, юный щитоносец. Но мне сказано, что ты еще можешь быть кое-чем полезен.
С этими словами он сильно хлестнул Арама по щеке.
Тьма…
Непроглядная тьма начала мало-помалу рассеиваться, и…
…взорвалась какофонией звуков: отчаянные вопли, треск пламени, лязг металла о металл, жуткое чавканье стали, рассекающей плоть. Тусклый свет. Вкус крови и железа во рту. Вопли…
Оглушенный Арам заморгал, приходя в себя. Из рассеченной губы текла кровь. Удар Шепчущего ненадолго лишил его сознания и сбил с ног.
Арам попытался встать, но не сумел сразу отдать собственным ногам нужный приказ. Перед глазами все плыло. Казалось, Шепчущий повернулся в сторону черного, как смоль, корабля, выдернул из груди его саблю и взмахнул ею, подавая какой-то знак. Казалось, на палубе «Волнохода» появился высокий, могучий человек – почти такой же рослый и широкоплечий, как ворген. Казалось, Шепчущий слегка склонился перед ним, будто признавая его главенство…
«Шепчущий служит кому-то другому? Но этого же не может быть! Что за человек способен подчинить себе такое чудовище?»
Тем временем новый враг отвернулся от Шепчущего и потянул за собой кого-то еще. При виде Старины Кобба в голове у Арама, наконец, прояснилось. Вытолкнув Кобба вперед, новоприбывший заорал на него, требуя, чтобы тот заслужил свою долю. Седая голова Кобба униженно склонилась перед ним.
– Есть, капитан, – сказал предатель прежде, чем скрыться в гуще боя и позволить Араму как следует приглядеться прояснившимся взором к вожаку пиратов.