Травести бурлеска

Центр Москвы в середине буднего дня выглядит гораздо хуже чем центр какого ни будь Урюпинска в это же врем. Всё дело в перенаселении славного города, живущего за счёт притока ми- и эми- грантов. Москва — это Америка России. Её мощь и величие создано приезжими. Коренные жители столицы согнаны в резервации хрущёвок на окраинах и вынуждены лишь облизываться, глядя на то, как раздирается зубами бледнолицых варваров денежное мясо их исторической родины.

Приезжие рулят процессом, зарабатывают деньги, строят демократию и планы долгосрочного развития. Оттого большой муравейник не засыпает ни днём, ни ночью. Приезжие забыли об одном — построить дороги для собственного перемещения в пространстве. Не спасают ни автомобили, ни метро, ни городской наземный транспорт. Никогда не знаешь, сколько понадобится времени чтобы добраться из пункта А в пункт В. Нет никакой зависимости времени от расстояния и от выбора средства передвижения. Можно преодолевать несколько несчастных сотен метров до нужного места часами, а иной раз, три — четыре десятка километров преодолеваются в считанные минуты.

Потому, на сегодня я решил ограничиться посещением одной торговой точки. Ибо, в мире, где пространство и время, независимые друг от друга величины — нельзя загадывать многое.

Двери открылись самостоятельно, перед моим носом, как и полагается дверям, уважающим клиента. Но дальше меня ждала новая преграда, я наткнулся на холодные, почти презрительные взгляды продавцов-консультантов.

В отсутствии посетителей в их магазине, те стояли кучкой возле кассы и, вероятно, вели дискуссии на тему мировой моды, и их личного вклада в столь важную составляющую мироздания. Откуда им козлам было знать, что у меня трагедия всей жизни. Я предан, обманут и моя жена наставила мне рога такой величины, что могу поцарапать ими лепной потолок в их сраной лавчонке.

Моё глубокое убеждение — нет людей, которые не тревожатся при встрече с незнакомым, есть люди, которые берут первыми инициативу в свои руки. Сделав два шага вперёд от волшебных дверей, я небрежным жестом махнул в сторону компании неудачников от кутюр.

— Будьте любезны, — казалось от моего голоса, непорочная Божья матерь бы прочувствовала истому внизу живота, — мне нужна консультация.

Но, молодых людей, за живое тембр не задел. Турецкие джинсы, свитер неизвестного производства, купленный на Эмерале, и кроссовки за сто баксов в которые я был облачён, выстроили между нами преграду почище Великой Китайской стены. Лузеры даже не посмотрели в мою сторону.

Я подошёл к кассе.

— Простите, — мне трудно было скрыть раздражение, — я просил о консультации.

Молодая, но уже достаточно красивая, чтобы быть стервозной, улыбнулась мне в тридцать два зуба. Несмотря на улыбку, презрения в её глазах не убавилось.

— Конечно, извините, что не расслышали. Николай, — обратилась она к педерастичного вида юноше, — помогите молодому человеку.

Последние два слова резанули слух. «Молодым человеком» меня почти никогда уже не называли, разве если хотели задеть.

Он кивнул ей в ответ.

— Пройдёмте, — обратился уже ко мне.

Я ошибся, юноша оказался совсем не педерастом. Смазливый — да, но без ламотства, без налёта манерности и ущербности присущей некоторым современным цирюльникам, которые считают, что разбираются в моде, уверены, что умеют петь, и виляют задом, словно потасканые престарелые порнозвёзды женского пола.

В общем, мы остались довольные друг другом. Я потратился больше, чем ожидал. Костюм стоил почти четырнадцать тысяч американских долларов, на всякие мелочи: носки, трусы, галстуки, я потратил ещё шесть тысяч. Сделав, таким образом недельную выручку магазину, я сразу изменил взгляды у красивой стервы на собственную персону. Когда она брала из моих рук пластиковую карточку, то улыбалась менее широко, но более искренне.

Мне предложили кофе и заказали такси.

— Скажите, а вы слышали, что ни будь о клубе Voyeur, — спросил я красивую и уже не такую стервозную, отпивая невкусный крепкий кофе.

— Как вы сказали? — переспросила она, наморщив лобик.

— Уай-йэ — произнёс я более по-русски.

— Да-да, я поняла, — закивала она, — значит вуайерист, в смысле подглядывающий, — я поняла вас, — она заулыбалась, словно уличила меня в порочных фантазиях.

— Вы чему так рады? — разозлился я. — Вопрос был не о переводе названия! Я спросил, знаете ли вы что о клубе?

— Слышала, но сама не была. Одиноким девушкам там делать нечего. Разве что только в сопровождении галантного кавалера.

— Милая моя, — меня перекосило от очередного глотка отвратительного кофе, — не стройте из себя барышню из девятнадцатого столетия. «Одинокие девушки», «галантный кавалер», — передразнил я, — вы не создаёте впечатление непорочности. Или, может быть, это я так выгляжу, что возникает желание разговаривать со мной как с идиотом или тайным маньяком-извращенцем? Поверьте, те, кто носит турецкие джинсы не обязательно нищие и глупые, и на них не нужно смотреть, как на отбросы человечества, непригодные к употреблению.