Травяная улица (рассказы)

...Влачась через стенд, мы отвлеклись на пальбу, ибо на стенде палили из двустволок по тарелочкам. А на подступах к стенду или где-то неподалеку были невероятные заросли каких-то полудеревьев - то ли боярышника, то ли калины. В их узловатых кронах, в листьях их резных, не таких, конечно, совершенных, как листья клена или смоковницы, а в небольших, словно бы неумелой деревенской рукой резанных под безупречный кленовый, фиговый или дубовый шедевр, фигурных листьях, в мельтешне этих листьев стояли плотные и потные девушки - девки из каких-то неизвестно зачем существовавших в окрестности уму непостижимых сельскохозяйственных ферм и собирали непонятно зачем то ли боярышник, то ли калину.

Старинная история. Бабье лето. Жарко еще, прозрачно и ягоды. И девки. Девки с фермы. И стоишь внизу, а она одной ногой на одном суке, а другой ногой на другом суке, а ты стоишь внизу, как раз где надо, и голову задрал, а там, во мглистых потемках, розовых от просвечивающей юбки, такое сложное зрелище, составленное из мягких ляжек, байковых трусов, заплат не заплат, перетяжек от резинок, перевязок от подвязок - это сейчас можно всё предположить, а тогда - все неразличимо, неопределимо, перемешано - может, рубашка всё перемешала, может, она даже в истлевшие трусы засунута и по бокам ляжек торчит бязевыми косынками... Не знаю. Не помню. Не могу рассказать. А девка поджимает ногу к ноге, уйди, бесстыдник, а ты говоришь а я к тебе вот залезу а ты попробуй только еще мал и глуп и не видал больших залуп ты видала что ли вот и залезу а с ветки свалишься с сука навернешься а не свалюся барсук повесил яйца на сук видишь видишь не свалился да я тебя сейчас а ну убери руки спихну сейчас... И кофты у них битком набитые, и вся женская их выжженная байковая знойная одежда полна мягкостью и мякотью, и постоишь так рядом на суке, и тебе, может, перепадет что, поприкасаешься, и во всех кронах идет возня на шатких сучьях и ветках, и горячие девки, чувствуя себя в безопасности, позволяют пацанам вроде бы многое, но особенно тоже не даются, и хохочут вслед съехавшим по стволам и отдавившим на твердых желваках коры желваки своих налитых ядер, не говоря уж про ободранные об кору после самого мягкого на свете ладони, и заливаются вдогонку идущим во вторую смену в школу, и кричат: "Завтра приходите лапаться, токо у матки спроситеся!..".

- Я больше не могу, это даже не изверги!

- Нет плохих учеников, есть плохие педагоги!

- Знаете, я бы в них, как в немцев - из гранаты!

- Неплохо сказано - из гранаты...

- А ведь мы с вами, товарищи, призваны, я подчеркиваю, призваны воспитать учеников в духе...

- Нет, это уже не люди!

- А Макаренко? Ему было ку-у-уда трудней!

- Нет, я не могу! Я вхожу в класс и уже плачу! И, знаете, они... мне больно делают...

- И это бесстыдство!

- Сталин, Киров, Жданов в своей известной работе...

- Я понимаю - дореволюционная педагогика плоха! Но раньше были розги!

- Розги лечат мозги...

- Не могу, не могу, не могу! Вот сейчас кончится перемена... не могу, не пойду, дайте закурить... не могу, не настаивайте, я вам даже намекнуть не берусь, ч т о они хотели, чтобы я увидела...

- Га-аа-а... Увидели, не умерли же... Ладно, звонок! Пошли...

- Не могу, не хочу, не буду!..

- Слушайте, перестаньте рыдать, вы же, как вы говорите, не институтка! Еще в учительской истерик не хватало! Возьмите себя...

Слышится подавленный всхлип. Кто-то пьет спасительную воду.

...Существует такое повальное весеннее увлечение - "отмеряла". В наших местах употреблялось три способа перепрыгивания через человека. Самый старинный, почтенный и веселый - чехарда. Забава почти чеховская. Папа, мама, мальчики в гольфах, гости в чесучовых костюмах ловко скачут друг через друга по дорожке, ведущей из вишневого, скажем, сада к вешним, скажем, водам. Или к расстеленной на траве скатерти. Скачут и дурачатся. Луг. Пчелы гудят. Бабочки болтаются в воздухе. Всё в пыльце. Улыбка на лице. Барышня в чепце. Слезинка на конце... ресницы. От смеха! От счастливого смеха...

Такова чехарда. Однако в другом пейзаже она бессмысленна - упрешься не в вешние воды, а в забор или, если на школьном дворе играть, в угольную кучу. И откуда - барышни, чепцы, вдовцы, отцы и дети? Нету этого ничего. Характер игры пропадает. А если так, чего тогда говорить?