Травяной венок. Том 1

– Прошу тебя, Луций Корнелий, пусти!.. Умоляю! – заклинала его Элия, разрываясь между страхом и болью.

– Оставь ее. Пусть побудет одна, – отрезал он.

– Я должна к ней пойти! Я ей сейчас нужна!..

– Она останется в своей комнате, и никто не смеет к ней входить!

– Тогда позволь мне хоть остаться дома, пожалуйста!.. – не в силах удержаться, Элия разрыдалась еще сильнее.

Сулла почувствовал, что гнев его иссякает. Сердце в груди неистово колотилось, и к глазам тоже подступали слезы – те, что льются после нервного срыва, а не от горя. Он глубоко втянул в себя воздух и резким, чуть дрожащим голосом проговорил:

– Хорошо, оставайся. Я в одиночку буду изображать счастливое семейство на переговорах о помолвке… Но не вздумай к ней входить, Элия – а не то я расправлюсь с тобой так же, как с ней!

И он один пошел в гости к Квинту Помпею Руфу, на Палатинский холм, и произвел приятное впечатление на семейство городского претора, включая и его женскую половину, которую приводила в возбуждение одна мысль, что молодой Квинт женится на дочке патрицианских родов Юлиев и Корнелиев. Сам жених оказался приятным зеленоглазым юношей, высоким и стройным, с каштановыми волосами. Однако Сулла быстро определил, что умственными способностями тот и вполовину не мог тягаться с отцом. Это, впрочем, было только к лучшему. Тому предстояло в свое время занять должность консула – если только для начала ее займет его отец, – растить с Корнелией рыжеволосых ребятишек и стать отличным мужем, верным и заботливым. «В сущности, – улыбаясь своим мыслям, подумал Сулла, – молодой Квинт Помпей – хоть дочь наверняка откажется это признать – будет ей намного лучшей парой, чем этот испорченный и наглый щенок, Марий-младший.»

Поскольку в душе члены семейства Помпея Руфа оставались людьми провинциальными, званый ужин закончился еще до наступления темноты, хоть темнело зимой в Риме рано. До возвращения домой ему необходимо было обделать еще одно дельце. Сулла в раздумье остановился на ступенях, ведущих вниз, к Виа Нова, и хмуро глядел вдаль. Идти к Метробию было далеко, да и небезопасно. Где же еще ему скоротать оставшееся время?

Ответ пришел, как только взгляд его упал на туманный склон, различавшийся вдалеке. Ну конечно же, к Аврелии! Гай Юлий Цезарь был снова в отлучке, в Азии. Так почему бы не нанести ей визит? Он быстро сбежал по лестнице, точно помолодев, и устремился кратчайшим путем к ее дому.

Его впустил Евтих – хотя и без особой радости. Аврелия приняла его примерно так же.

– Твои дети не спят? – поинтересовался Сулла.

– К несчастью… – та кисло улыбнулась. – Я, похоже, родила не жаворонков, а сов. Они ненавидят укладываться в постель и ненавидят вставать.

– Так пригласи их сюда, – посоветовал он, присаживаясь на кушетку. – Нет лучшего общества, чем родные дети.

– Ты прав, Луций Корнелий, – просияла Аврелия. Она привела детей и усадила их в дальнем углу: двух долговязых девочек, которым вскоре предстояло вступить в пору совершеннолетия, и такого же долговязого мальчика, младше первых. А сама вновь присоединилась к своему гостю. Слуга поставил рядом с Суллой вино, однако тот, не обратив на это внимания, решил продолжить беседу:

– Я рад снова тебя видеть.

– А я – тебя.

– И, похоже, радости на сей раз больше, чем во время нашей последней встречи, верно?

– Ах, вот ты о чем!.. – рассмеялась она. – У меня тогда была серьезная размолвка с мужем.

– Я это понял… Но из-за чего? Свет не видел более верной и непорочной жены, чем ты, – уж мне ли этого не знать!

– Он вовсе не подозревал меня в неверности или порочности. Разногласия между нами больше… теоретические.

– Теоретические? – широко ухмыльнулся Сулла.

– Ему не нравятся здешняя обстановка, соседи. Не нравится, что я веду себя, как владелица крупного имения. Не нравится Луций Декумий. Не нравится, как я воспитываю наших детей, которые разговаривают на местном наречии также свободно, как и по-латыни, а так же знают греческий, арамейский, иврит, три галльских наречия и ликийский…

– Ликийский?..

– У нас на третьем этаже поселилась ликийская семья. А дети ходят, где им заблагорассудится – не говоря уже о том, что чужеземные слова они подхватывают с той же легкостью, что камешки на морском берегу… До этого я и не знала, что у ликийцев есть свой язык, причем страшно древний.

– У вас с Гаем Юлием были сильные разногласия?

– Достаточно, – сжала губы она.

– Причем все усугублялось тем, что ты умеешь стоять за себя совсем не по-женски, как это не принято в Риме?.. – предположил Сулла, в памяти которого еще свежа была расправа, учиненная им над дочерью за то, что та пыталась вести себя именно таким образом.

Однако Аврелия была Аврелией. Ее нельзя было мерить чужими мерками – столь сильны были ее чары. Об этом ее своенравии говорили повсюду скорее с восхищением, чем с осуждением.